Сержант, вскрикнув, согнулся на своем сиденье. Его сняли и стали торопливо перевязывать. Место наводчика занял Борис Антипов. Заметив, что механик отогнал танк за угол дома, крикнул:

— Прячешься? А ну, вперед.

— Подождите минуту… дайте от удара отойти, товарищ старший…

— Я говорю, вперед!

Заряжающий встал на сторону механика. Показал на извивающегося от боли наводчика, с перебинтованным лицом и шеей.

— Надо Сашку спасать. Грудь и горло пробиты, а здесь толком не перевяжешь.

Наводчика вытащили на тротуар. Разрезали комбинезон. Из мелких ран под горлом толчками вытекала кровь. Комбинезон и гимнастерка были также сплошь пропитаны кровью.

— Сашка, терпи, — бормотал заряжающий.

— Ребята… умирать не хочу…

Сержант хотел сказать что-то еще, но сил хватило на единственную фразу. Закончив перевязку, стали звать санитаров. Подбежал Ольхов.

— Чего здесь прячетесь? Вперед, и огонь по дому. Пока снаряды не кончатся.

— Раненый, — заикнулся было механик.

— Без вас в санчасть доставят.

— Его срочно надо. Доходит парень.

В эту минуту подбежал ординарец Антюфеев. Переводя дыхание, доложил:

— Там еще один танк подбили. Горит.

— Слышишь, Антипов? Вперед.

— Слышу… сейчас двигаем.

«Тридцатьчетверка» Павла Ускова вела огонь по красному дому. Они разбили пушку, которая вогнала снаряд в танк старшего лейтенанта Антипова.

Второй танк из их взвода получил снаряд в колесо, пробивший его насквозь. В поврежденной ходовой части что-то заклинило. Двигатель ревел, машина отступала рывками, правая гусеница то натягивалась, как струна, то обвисала.

— Прикрываем ребят! — кричал лейтенант Усков.

Его орудие и пулеметы работали как отлаженный механизм. Но подбитый танк практически оставался на месте. Рядом плясали разрывы мин. Два заряда «фаустпатронов» взорвались с недолетом, рассыпав веер огненных брызг.

Солдат в серо-голубом френче с закатанными рукавами высунулся из окна третьего этажа. Прицелившись, сделал еще один выстрел из «фаустпатрона». Описав дугу, раскаленный шар врезался в борт машины.

Кумулятивная струя прожгла броню, убив наповал механика. Люки танка были приоткрыты, что ослабило динамический удар. Но уже горел промасленный комбинезон погибшего механика, вспыхнуло машинное масло в поддоне.

Успели выскочить трое. Из дома-крепости стреляли по «тридцатьчетверке» из всех стволов. Младший лейтенант, командир машины, был убит сразу, а двое других танкистов сумели пробежать лишь несколько шагов.

Спустя минуты в горевшей машине стали взрываться снаряды, затем вспыхнула солярка в баке. Башню свернуло набок, сорвав с погона, а из полукруглой щели с ревом выбивался жгут пламени, выталкивая клубы тяжелого маслянистого дыма.

Экипаж лейтенанта Ускова на какое-то время замер, глядя, как гибнут товарищи. Наводчик Никита Лукьянов заорал, глядя на высунувшегося в люк заряжающего Карпухина.

— Филька, убери башку… прибьют.

Несколько крупнокалиберных пуль ударили в верхнюю часть башни, зазвенел от попаданий открытый люк. Пули в основном рикошетили, а одна, сплющившись от удара в люк, горячим комочком упала за воротник заряжающему. Тот вскрикнул от боли и мгновенно убрал голову.