Оружия и боеприпасов для защиты Берлина было приготовлено в избытке. Разбитые и искореженные взрывами пулеметы различных систем, ящики патронов и гранат. «Фаустпатроны» лежали охапками, как поленья. Большинство из них немцы использовать не успели.

В плен никого не взяли. В одном месте лежал венгр с перебитыми ногами. Он потерял много крови и, судя по его виду, доживал последние минуты. О чем-то спрашивать его было бесполезно. Увидев русского капитана, он скривил губы в горькой усмешке и произнес несколько слов.

Их смысл можно было угадать. Не думайте, что вы победили. Я умираю, но из вас тоже мало кто доживет до победы.

— Стреляйте, чего ждете, — говорил его взгляд.

— Сам подохнешь, — плюнул ему на штанину ординарец Антюфеев.

Он видел россыпь стреляных гильз, пустые магазины к пулемету «зброевка» и автомату «МП-40». Этот дрался до конца. Наверное, венгр считал себя героем и был готов принять смерть от рук своих врагов.

Но русские героем его не считали, а сержант в пилотке со звездочкой даже плюнул в него. Может, и правильно. Венгерские части вместе с немцами вторглись в Россию, чтобы урвать свой кусок. Слава о них осталась дурная: грабили, убивали, насиловали. Все венгерские дивизии были разгромлены уже к 1943 году, а на бескрайних полях России остались в земле 140 тысяч его земляков.

Ольхов посмотрел на венгра, затем на Антюфеева. Тот стушевался и отступил на шаг назад. Парторг Малкин несмело предложил:

— Может, перевязать его…

Ольхов будто ждал этих слов:

— Ты наших сначала перевяжи и в тыл отправь. Не посчитал, сколько мы людей потеряли, пока этот бункер отбили?

— Зато на полкилометра вперед продвинулись и для дивизии коридор пробили, — гордо заявил Малкин.

Капитан Ольхов на это ничего не ответил. Он слишком устал за последнее время.

Прошел еще один бесконечный день. Похоронили убитых, отправили в тыл раненых. Количество активных штыков в штурмовой группе не превышало ста человек. Плюс три танковых экипажа. Антипов доложил, что башня одной из машин едва проворачивается.

— Ремонтники нужны. Двоих танкистов в санчасть отправил, контужены сильно. Снарядов почти не осталось.

— Ясно, — перебил его Ольхов. — Не вали все в кучу. Насчет ремонтников и снарядов я свяжусь с тыловиками. Без двух танкистов сумеешь пока обойтись?

— Я и без трех обойдусь. Понадобится, вдвоем с механиком воевать станем. Он машину поведет, а я за прицел сяду и по рации об успехах докладывать буду.

Савелий Грач посмотрел на раздраженного старшего лейтенанта. Хотел съязвить, но промолчал. Видел, как одна из «тридцатьчетверок» получила снаряд в лобовую часть башни. Ударило крепко. Взрывом это не назовешь, в бронебойной болванке взрывчатки нет. Но звук был оглушительный. Словно на рельс обрушили огромную кувалду. Когда Савелий обернулся на этот грохот, сноп крупных искр уже разлетелся. Но поразило его, как светилась то ли раскаленная броня, то ли ошметки снаряда.

Антипову, можно сказать, сегодня везло. Ни одной машины не потерял. Правда, в этом больше заслуга Ольхова. Приказал не приближаться к бункеру, вести огонь на расстоянии и постоянно маневрировать.