Майор коротко обрисовал на карте специфику каждого района Берлина, обращая внимание на места, где продвижение вперед будет особенно затруднено. Видя, что офицеры утомлены, некоторые с трудом сдерживают дремоту, он закруглил свою лекцию.

— Война, конечно, немцам уже столько бед принесла, что они не знают, как ее закончить. Видели, наверное, лозунги «Германия останется немецкой», «Добро пожаловать в ад» и прочее. Но это уже агония, которая, к сожалению, продолжается и обходится нам дорого.

— Что там за сплетни про новое сверхоружие? — спросил старший лейтенант Савелий Грач. — Про супербомбу болтают, которая целый городской квартал с землей сровнять может.

— Последний год немецкие конструкторы работали на износ. О ракетах «Фау-2» вы уже слышали. Обстановку они не изменят, да и заводы по их производству разрушены или захвачены. Реактивные «мессершмитты» нацистов тоже не спасут. Так что все будет закончено в считаные недели. Чудес на свете не бывает. Тем более таких авиабомб.

Ольхов вместе с Савелием Грачом вышли проводить майора. Остановились перекурить на дорожку. Ночь над Берлином не опускалась. Багровым было задымленное небо. Несмотря на ясную погоду лишь кое-где виднелись наиболее крупные звезды.

Стрельба немного утихла. То в одном, то в другом месте взмывали осветительные ракеты. Пулеметы посылали разноцветные трассирующие очереди. Где-то гремела орудийная канонада, слышались взрывы.

— Далеко от родных краев ушли. Даже Большая Медведица по-другому расположена, — сказал Василий Ольхов. — Три тысячи верст до Волги, а то и больше. Не верится, что это последняя точка в войне.

Пожали друг другу руки, попрощались.

— Встретимся у рейхстага.

— Если доживем, — мрачно заметил ординарец Антюфеев.

В ту же ночь двое бойцов осторожно пробирались к небольшому дому где они накануне видели нескольких гражданских, в том числе молодую женщину. Тот, который постарше, шел уверенно, молодой вздыхал. Заманчивое предложение товарища пугало его.

— Может, вернемся, Сашок? В приказе за изнасилование немок обещают под трибунал отдавать. Шлепнут за неделю до победы из-за какой-то бабы.

— Мы насиловать никого не собираемся. Поговорим, то, се… да и не с пустыми руками идем.

Дом, который приметил старший из солдат, затаился в темноте. На стук долго не открывали. Наконец кто-то пожилой спросил на ломаном русском:

— Здесь нет военных. Только старики и дети.

— Фрау… юнге фрау, — повторял солдат. — Плохого ничего не сделаем. Поговорить бы…

Немцы, видимо, поняли, чего хотят двое русских. Вышла женщина лет двадцати пяти. Чтобы не тянуть время, старший из бойцов встряхнул противогазную сумку:

— Консервы, хлеб, сахар. Понимаешь? Брот… цукер. Водки немного есть. Хорошая русская водка, крепкая.

Женщина что-то спросила. Ее не поняли. Тогда она засмеялась и подняла два пальца:

— Цвай зольдатен?

— Двое нас, двое, — закивал старший. — Делов на полчаса. А продукты можешь сразу забирать.

Подал голос и младший из бойцов, которому недавно исполнилось девятнадцать.

— Мы без нахальства… вежливо. Если против, то и настаивать не будем. Красная Армия женщин и детей не обижает.