Фотостудию я нашел на Западной Тридцать второй улице, недалеко от вокзала Пенн-Стэйшн. Размещалась студия на втором этаже огромного, отвратительного вида склада. Нижняя часть здания провоняла лошадьми из Центрального парка, которые вместе с прогулочными колясками оккупировали весь первый этаж. Я вышел из грузового лифта, двинулся вдоль по коридору и почти сразу же увидел Ребекку.
Она торопливо шла мне навстречу; тощий, одетый в черное ассистент тащил за ней в ручках-палочках два алюминиевых чемодана. На голове у моей старой знакомой развевались буйные локоны; ее огненная шевелюра никогда не поддавалась ни стрижкам, ни укладкам. Огромные зеленые глаза горели, и вообще если Ребекка и изменилась за прошедшие восемь лет, то я этого не заметил.
Увидев меня, она почти не замедлила шага.
– Не сейчас, Бек.
– Сейчас.
– У меня съемка. Давай попозже?
– Не давай.
Ребекка затормозила, шепнула что-то своему похоронного вида помощнику и повернулась ко мне:
– Хорошо, пойдем.
Мы прошли в студию с высокими потолками и белыми цементными стенами, битком набитую светлыми зонтиками и черными ширмами. По полу, куда ни глянь, змеились провода. Ребекка тут же завертела в руках коробку с пленками, притворяясь занятой.
– Расскажи мне об автокатастрофе.
– В честь чего, Бек? – Она открыла коробку, поставила ее на стол, закрыла, открыла опять. – Мы почти не общались… сколько, восемь лет? И вдруг ты являешься и говоришь: вынь да положь то, что уже давно быльем поросло!
Я скрестил руки на груди и ждал.
– В чем дело? Столько времени прошло, и вдруг?..
– Расскажи.
Ребекка старательно отводила глаза. Волосы ее совсем растрепались, закрыв пол-лица.
– Мне не хватает Элизабет, – неожиданно грустно сказала она. – И тебя тоже.
Я не ответил.
– Я звонила.
– Знаю.
– Хотела утешить тебя. Чем-то помочь.
– Прости.
Мне в самом деле стало стыдно. Ребекка так дружила с Элизабет! Пока мы не поженились, они вместе снимали квартиру. Я мог бы перезвонить ей тогда, поговорить или даже пригласить в гости, но…
Горе эгоистично.
– Элизабет говорила, что вы угодили в небольшую аварию, – начал я. – Она сидела за рулем и нечаянно отвлеклась. Это правда?
– Какая теперь разница?
– Есть разница.
– Какая?
– Чего ты боишься, Ребекка?
Теперь молчала она.
– Так была авария или нет?
Ее плечи внезапно ослабли, с них будто сняли какой-то невидимый и все же очень тяжелый груз. Глубоко вздохнув, Ребекка опустила голову:
– Не знаю.
– Как это не знаешь? Тебя что, там не было?
– Вот именно. Ты тогда уехал, Бек, а она пришла ко мне однажды вечером, вся в синяках. Я спросила, что случилось, Элизабет рассказала про аварию и умоляла соврать, будто мы были вместе, если кто начнет интересоваться.
– А кто-нибудь интересовался?
Ребекка наконец-то подняла глаза.
– Я думаю, она имела в виду тебя.
Я попытался переварить услышанное.
– Так что же случилось на самом деле?
– Я не спрашивала. Да она бы и не рассказала.
– Вы не пошли к врачу?
– Элизабет не захотела. – Ребекка испытующе посмотрела на меня. – И все-таки я не понимаю. Почему ты заинтересовался этим именно сейчас?
«Не говори никому».