Того поволокли, сдернув с лыжни. Этот бьется в сетях, и в него тычут лыжными палками сосредоточенные удмурты. Этого, посиневшего, тащут на аркане к шатру учета. Вон те, позабыв про конкуренцию флагов, сбились в каре у сосен и залпами шебашат усыпляющими зарядами. Первая волна в рваных кухлянках с хриплыми криками отшатывается, оставляя уснувших по сугробам эскимосов.
Я ввожу в соревнование последнюю замену – свежих манси с боевыми клюшками. Свистят дудки из берцовых костей. Я поднимаю над головой череп росомахи, и свет пламени пробивается из пустых глазниц символа наших игр.
– Коряки! Эвены! Эвенки! Лавой! Жги!
Сиу-томагавочники, кашляя волками, начинают свой губящий все живое разбег. Цель – не дать ни одному белому дьяволу дойти до финиша. Цель у биатлонистов при этом обогащается допзаданием. Зрелищность повышается в разы.
Спасение автохтонов лесотундры, тайги и Арктики выходит на качественно новый уровень.
Новый год
Еще перед тем обжигающим моментом торжества, когда я, в распахнутой белой шубе на голое тело и в высоких лаковых сапогах на платформе, начал кружиться у шеста, притаптывая левой ногой и поводя плечами, обратил внимание на то, что половина собравшихся яростно отправляет кому-то СМС-сообщения. А эти «кому-то» тоже, видно, сидят за столами, но отвечают регулярно.
У всех такая насыщенная жизнь, что даже на степенное застолье времени нет. Раньше все было как-то иначе. Без вот этого телеграфирования.
Раньше, если уж в промежутке между блюдами захотелось тебе эдакого, знаете, общения, то, поглаживая бороду, выбирая из нее гусиные ошметки и давленую бруснику, поманишь взглядом кого из расторопных и басовито эдак:
– Прохор, ну, ты там распорядись, значит, чтоб поприличней…
И вот уже Прохор вталкивает в жарко топленную горницу какого ни есть собеседника с вываливающимся чемоданом под мышкой. Усаживают его напротив тебя, чуть поддавливая на плечи, несут ему на едином блюде, что собрать смогли второпях: поросенка холодного, пирога с грибами, квашенины хрусткой, лебяжий полоток под луковым томленым взваром на сливках, пряника аржаного с патокой, полоску арбузовую… Сам, не чинясь, нальешь в стакан отогревающемуся из гранной хрустальной бутыли перегонного вина.
– Давай, гостюшка, исповедай нам про диковины какие, что где видел, пока ваш литерный поезд мы в степи не встретили-остановили, как жить дальше думаешь?
Тут и остальные сотрапезники подтягиваться начинают. Тоже им любопытно. Тоже хочут время провесть с душевной пользой, пока состав на путях выгорает да разбеглых по сугробам долавливают, да пока казенного казначея досками деловито давят и пятки ему подщетинивают.
Так, за неспешными расспросами, ночь новогодняя и пролетает. Один то расскажет, другой же – иное. Тут тебе и про электричество, и про кораблекрушения, и про графинь, и про что хошь. Кто и споет, кто и попляшет. Так как-то на душе радостно и светло от всего этого. Дослушаешь про разлученных детей одного богатого американского маркиза, Жози и Джеймса, встанешь, вытирая слезы, губу покусывая, оботрешь на крыльце лицо снежком обмятым, гарью припорошенным, да прямо так, с красными глазами, и сядешь в розвальни.