– Вы хотите сказать, с настоящим охотничьим ружьем?
– Нет, с карабином, с мелкашкой.
Аврора снова осознала, как ужасно далек от нее этот мужчина, который считал естественным просто так стрелять по птицам и которого это даже не смущало. Он говорил об этом дворе как о каком-то имении, как о лесе, где был сторожем охотничьих угодий, и когда он делал жест, чтобы указать на него, впечатление было такое, будто он объемлет им целую область.
– Ладно, послушайте, я не знаю, как вас отблагодарить.
– Ну, простого спасибо мне хватит.
Людовик был доволен, что вынудил-таки эту женщину сказать ему спасибо лицом к лицу.
Аврора подошла к Людовику, и они обменялись рукопожатием. Взглянув в окно, она заметила, что в ее квартире появился свет, видимо, дети вернулись после спортивных занятий, и ее взгляд, как магнитом, притягивало к этому необычному для нее зрелищу, к этой картине собственной повседневности, впервые увиденной со стороны. Ее квартира оживала в то время, когда ее самой там не было. И это стало для Авроры неожиданностью: живущий без нее дом и эта рука, которая не выпускала ее собственную, но про которую она уже забыла. Людовик обернулся и проследил направление ее взгляда.
– Понимаю, вам это, должно быть, кажется странным…
– Да.
Людовик стоял перед ней как вкопанный, в каком-то смысле он смущал ее. Посторонившись, он поманил ее подойти к окну поближе, и вдруг она обнаружила, что отсюда ее квартира со всем этим зажженным светом видна как на ладони; пока на деревьях еще оставались листья, но стоит им облететь, и будет по-настоящему видно все. У нее выходило во двор шесть окон, да еще было три мансардных окошка наверху, так что она задалась вопросом: не случалось ли уже этому человеку наблюдать за ними, шпионить за ней? Она искоса взглянула на него, он тоже пристально смотрел на противоположную сторону двора.
– Да уж, зимой отсюда много чего видно… Похоже, вас это удивляет!
Аврора ответила только, что это вызывает странное ощущение. Ей было трудно оторвать взгляд от своей квартиры, это было по-настоящему увлекательно, она была бы не прочь дождаться возвращения Ричарда или увидеть саму себя, идущую по коридору… И вдруг это стало сильнее ее – она не смогла удержаться и спросила Людовика:
– А из вашей квартиры тоже это видно?
– У меня прямо перед окнами стволы деревьев торчат, так что приходится сильно нагибаться, хотя да, вашу квартиру видно немного… но я вообще-то не подглядываю.
Аврора разозлилась на себя за этот вопрос и отошла от окна, но не Людовик, крутивший головой, пытаясь уследить за обоими детьми, которые бегали туда-сюда по этой большой квартире. И она спросила себя: чего он хочет от нее, что ожидает? Ничего, быть может.
– Похоже, у вас там просторно.
– Ладно, мне надо идти.
Она сказала им это так, словно ей предстояло пройти много километров, словно она жила очень далеко, словно она была совсем не отсюда, совсем не из этой части дома. Во всяком случае, она хотела всего-навсего уйти, чтобы оказаться там, на другой стороне двора, где чисто и полно жизни. Она попрощалась с ними обоими, мадемуазель Мерсье заставила ее пообещать, что она вернется, и Аврора согласилась, не слишком убедительно, не слишком уверенная в самой себе, без желания делать это. Она пожала руку Людовику, чтобы попрощаться, но он сказал ей, что хочет кое-что показать во дворе, так что стал спускаться вместе с ней, не попрощавшись с маленькой Одеттой. Аврора крепко держалась за перила лестницы, чтобы не угодить в западню, подстроенную этими коварными ступенями. Людовик посоветовал ей цепляться как следует, быть может, как раз поэтому он и шел впереди.