— А… что он сделал с ее лицом? — подал голос молодой милиционер. С лицом и правда было что-то неладно — его попросту… закрывала мятая, в изломах фотография. Фотография лица милой, улыбающейся девушки со светлыми, золотистыми волосами и красивыми серыми бархатистыми глазами. Аккуратно вырезанная по контуру, она была пришпилена к настоящему лицу металлическими скобами. В уголках каждого прокола скопилась студенистая густая жидкость. Кое-где на фотографии виднелись подсыхающие дорожки.
Речкалов ткнул пальцем на громадный степлер с хромированной рукояткой, валяющийся на подоконнике.
— Надеюсь, он делал это уже с мертвым телом.
Молодой опер сделал шаг к креслу, после чего неожиданно развернулся и выскочил за дверь.
— Ох и молодежь пошла! — сокрушенно покачал головой Речкалов, слушая звуки рвоты. — Абсолютно непригодна для службы в органах правопорядка…
Он быстро пришел в себя и занялся привычным делом — обыском.
Вадим Викторович внимательно осмотрел тело. Он не удивился, не обнаружив на ней никаких видимых следов насилия. Возможно, девушка умерла от какой-то болезни. Он подошел к журнальному столику. Там лежали две бархатные коробочки в форме сердечек, одна — розовая, вторая — ярко-алая, как артериальная кровь. Открывая их, следователь уже не сомневался в том, что увидит обручальные кольца. Как он и предполагал, мужское кольцо лежало в алой коробочке. Рядом с коробочками лежал паспорт. Следователь взял его в руки.
— Романова Алиса Сергеевна, — прочитал он вслух. Сверил фотографию на паспорте с вырезанным фото на трупе. Бедная девочка.
— Он что, серьезно собирался жениться? — оторвал его от размышлений Речкалов, указывая на моток ярких лент, предназначенных для украшения свадебных машин. Он разговаривал, ни на секунду не отвлекаясь от поисков. В одном из ящиков комода он обнаружил упаковку ампул инсулина и несколько одноразовых шприцев. — А он, по ходу, диабетик?
— Вряд ли, — отозвался Вадим Викторович. — Он бы сказал мне, когда я его «закрывал». Инсулин он колол ЕЙ.
Он наклонился ближе к трупу. Точно, россыпь малюсеньких точек, как следы от пчелиных жал, покрывала всю руку мертвой девушки.
— Очевидно, не рассчитал дозу или просто забыл сделать вовремя укол — и вот.
— Ты хочешь сказать, что ему казалось, будто она ЖИВА?! — оторвался от поисков Речкалов. — Что он продолжал колоть ей лекарства даже после того, как она скончалась?
— Не только казалось. Он верилв это, — ответил Вадим Викторович. — Скажу больше. Хорошо, кстати, что наш эмоциональный коллега покинул комнату.
Следователь показал на электрический чайник, стоявший у кровати. Рядом в пепельнице сиротливо валялся использованный презерватив, напоминающий раздавленного слизняка.
— Наш друг трахал ее. Когда она уже была мертва. А она мертва дней десять, возможно, больше. Уж можешь мне поверить.
Речкалов озадаченно посмотрел на чайник, затем на следователя, после чего лицо его озарилось брезгливым пониманием:
— Ясно, там же все слиплось… К тому же ни чашек, ни пряников я тоже поблизости не наблюдаю. Некрофил чертов…
— Вряд ли он догадывался об этом, — сказал Вадим Викторович. Он снова повернулся к мертвому телу и осторожно отогнул краешек пришпиленной фотографии. Он все еще не верил, что сидящий на кресле труп и есть та улыбающаяся жизнерадостная девушка на фотографии. Внутри что-то хлюпнуло, и по почерневшей шее трупа потекла мутная струйка, затем выпало несколько белых червяков. Вадим Викторович торопливо вернул краешек на прежнее место и отошел.