— Блядь, Сережа, что ты мне про какой-то зоопарк рассказываешь! — закричал бедный Вадим Викторович. — Мне надо на задержание ехать!

— Не торопись, выслушай до конца. Итак, кот в пасти пса. Этот тип вынимает нож и убивает собаку ударами в шею. Между прочим, ротвейлера. Ванякин говорит, что этот псих бил ножом так, будто всю жизнь работал на скотобойне, — размеренно, четко и профессионально… После этого они расходятся. Да, девчушка, из-за которой все началось, убежала еще раньше. Ванякин признался, что Федоровский подкараулил свою бывшую подругу, которая была тогда в парке, и вытряс из нее адрес того самого типа. Далее. В плане мести они были не особенно изобретательны и не придумали ничего лучше, как нассать у своего врага под дверью и изрезать обшивку ножом. Затем Федоровский пропадает, и его с облезлым лицом находят в яме на стройке. Так вот, Ванякин дает руку на отсечение, что смерть Федоровского — дело рук этого парня.

— Сережа, короче! — взмолился Вадим Викторович.

Речкалов выдержал паузу и сказал:

— Судя по описанию, этот парень точь-в-точь похож на орешек, который мы кололи несколько дней назад в Третьем СИЗО, помнишь, по твоей просьбе? Он еще сломал нос Игорю, моему напарнику.

Глаза Вадима Викторовича вспыхнули, как копна соломы, брошенная в огонь.

— Ты… серьезно?!

— Еще бы. Вадик, я просто мечтаю увидеть снова этого гаденыша. У меня руки чешутся прилепить его зубы к его собственному затылку… ты меня понимаешь?

Да, он понимал. Вадим Викторович очень хорошо все понимал.

— Но это только цветочки, Вадик. Ты хорошо слышишь меня?

— Да-да. Говори.

— Если стоишь, то лучше присядь. В общем, мне сейчас ребята из Юго-западного позвонили и сказали, что сейчас у них в кабинете дежурного следака сидит один тип, который соловьем заливается о своих подвигах на свалках. Если ты еще не понял, он утверждает, что это он и его знакомые «чистили» помойки от разного бездомного сброда. Если мне не изменяет память, этим делом занимаешься ты.

Вот это новость!

— Ты сейчас очень занят? — быстро спросил Вадим Викторович, взглянув на часы.

— Вообще-то… а что?

— Давай дуй в Юго-западное, прокатимся к нашему орешку вместе, — бросил следователь.

Речкалов сказал, что сделает это с удовольствием.

Всю дорогу Надежду не оставляло нехорошее предчувствие. Уже в который раз она проклинала ужасное совпадение, и даже слабый внутренний голос не смог убедить ее в том, что она действовала именно так, как нужно было в этой ситуации. Хотя, казалось, все позади — дом продан, она с матерью (которая уже чувствовала себя достаточно сносно) едет домой. Алиса, ласточка… как она там? Она была обеспокоена молчанием Юры, но списывала все на его обиду. Он слишком своенравен, и Надежда не знала, как быть с их заявлением в ЗАГС. Что-то внутри нее нашептывало, что ни о каком браке этого юноши с ее дочерью не может идти и речи. И дело даже не в состоянии Алисы.

«Он мне не нравится», — вспомнила она слова Анны Сергеевны.

«И мне тоже», — чуть не вырвалось у нее, но она подавила в себе эту мысль. Надежда боялась признаться, но врать себе тоже не имело смысла — этот Юра вызывал у нее слишком противоречивые чувства.