Повернулся. Предложил:
– Может, лучше обойдемся без побегов? Может, ты что-нибудь расскажешь, для отчета, и на службу пойдешь? К нам. Такие ухари нам нужны. Такими не разбрасываются.
Врет. Блефует. Ищет выход. Что-то придумывает и еще будет. На что-то надеется.
– Я подумаю. И после скажу. Там – в машине.
– Подумай. У нас хорошие деньги. И соцпакет.
– На голову…
Усмехнулся. А ведь похоже, он не сдался – нет. И к смерти готов. Не из пугливых. Боец.
В дверь кто-то толкнулся.
– Теперь так… Ты сзади. На руку браслет накинь. На правую. Ты, Семушкин, передо мной пойдешь. И ручки за спину. Ну?!
Заложил руки назад. Защелкнуть на запястье наручник. И состегнуть его с браслетом заднего бойца. Встать между ними, набросив цепочку на руку. Не застегивая. Вот так хорошо. Так им не дернуться и не убежать. Потому что вместе они. А со стороны кажется, что это бойцы пленника к себе пристегнули на случай возможного побега. Растянули меж собой и теперь ведут. А детали, кто их рассмотрит…
– Значит, так, ребята: идем тихо и плавно. Как ансамбль «Березка». Сами не падаем, подножки не ставим, цепочки не дергаем, чтобы я гранату случайно не выронил. Если что – никто убежать не успеет. Ни я, ни вы. Состегнуты мы. Или как в песне поется: скованы одной цепью. Бойца на выходе берем с собой. Распорядитесь. Ну что, пошли?
Стукнул ногой в дверь. Она открылась. Какой-то боец сунулся в темноту.
– Иди вперед, – приказал Семушкин. – Дорогу смотри.
Тот кивнул, встал впереди. Потопали… Коридор длинный. Металлические двери. Лампочки в решетках под потолком. Какой-то, времен СССР, бункер. Гиблое место. Ступеньки, ведущие вверх. Поднялись. Дверь. Заранее распахнутая. Крыльцо. Перед крыльцом «уазик». С работающим мотором. Боец, тот что впереди шел, открыл дверцу. Наклонились, влезли в салон. Ткнуть Семушкина в бок. Качнуть головой: ну, чего тормозишь?
– Поехали!
Водитель тронул машину. Шлагбаум. Опущенный. Кто-то сунулся внутрь. Весь в камуфляже.
– Это ты что ли, Семушкин? Куда на ночь глядя?
– Не задавай лишних вопросов. Открывай.
Правильно отвечает.
– А этот с вами? – Кивок в сторону пленника с расквашенной физиономией.
– Нет, это мы с ним.
– Ну, ты шутник! – расхохотался довольный шуткой боец.
Хотя какая это шутка, это правда…
Выехали.
– Что дальше? – спросил Семушкин.
Ответить тихо, одними губами, чтобы водитель не услышал:
– Едем вперед.
Шоссе. Полупустое. Какой-то лес. Глубоко забрались ребята. Водитель повернулся, спросил:
– Куда его?
Дернуть за цепочку.
– Тебя не спросили. Езжай пока, – ответил Семушкин.
Как нужно ответил. Теперь смотреть, прикидывать. Сколько отъехали? Километров десять? И сколько еще ехать? И что с ними со всеми делать?
Хотя понятно. Они его видели. И слышали. И запомнили. Может, даже на мобильники сфотографировали, которые теперь у него. Они, конечно, наемники, но расскажут всё. И словесный портретик обрисуют. И приметы дадут. Так что выхода нет. Увы…
Впрочем, они бы с ним поступили так же. Только до того все жилы из него вытянули, учинив допрос по- взрослому. Так зачем их жалеть? На войне как на войне. Если не ты – то тебя. Если ты первый успел – поживешь еще. А если второй – то нет тебя.