Нечаянное явление в магазине Продольного Крейсера Грозного и амазонского змея вскоре получило объяснение. Продольный давно крутился вблизи змея. Крейсеру Грозному его рожа была знакома и противна. Редкостный по величине змей, да еще и с прекрасной родословной, уворованный, мог бы принести Любохвату с Продольным приличный денежный приз. В крайнем случае они сумели бы пустить его шкуру на обшивку коммерсантских портфелей. И змей, видимо, ощутил интерес Продольного к его независимой личности. В минуты, когда Шеврикука проник в склад-бункер, змей в своем корабле на колесах чрезвычайно разволновался и вынудил Сергея Андреевича доставить его именно в магазин «Табаки и цветные металлы». Он, пожалуй, мог бы в те мгновения и заглотить стервеца.

— А дамочку-то вашу, Игорь Константинович, — сказал Крейсер Грозный, — этот ваш приятель, который в черном плаще и со шпорами, увез куда-то на такси…

И глаза его стали очень хитрыми.

Шеврикука собрался было пошутить насчет гвоздик и маньчжурского ореха, но раздумал.

— А он, ваш приятель-то, мне понравился… Он обещал прийти в гости к змею… На дегустацию провизии и напитков змея… С вами вместе…

— И с императором… — сказал Шеврикука в раздумье.

— С каким императором? — насторожился Крейсер Грозный.

— С каким-нибудь… Вы-то ведь пили с императором…

— А как же! Я пил с императором Хайлем Селассием!

— Вот и он пил…

— С Хайлем Селассием? С эфиопским? — Крейсер Грозный чуть ли не возмутился.

— Кроме эфиопов и другие народы имели императоров, — заметил Шеврикука.

Сам же он и думать не думал ни о каких императорах. Упомянутая Сергеем Андреевичем дамочка, увезенная на такси, дала совершенно иное направление его мыслям. Говорить о чем-либо с Гликерией Шеврикука не желал. Но полагал, что получить от нее две вещицы, переданные ему некогда Пэрстом-Капсулой и по договоренности с Гликерией оставленные у нее на сохранение, ему необходимо. Хотя бы одну из них. Посылать же за вещицами Пэрста-Капсулу вышло бы неучтивостью. И Шеврикука пригласил Дуняшу в парк, к той самой шашлычной, где не состоялось свидание Дуняши с посредниками похитителей. Или Любохват все же являлся к шашлычной?

Он уже не жалел о том, что простил Гликерию. Он даже сузил смысл прощения. Он простил Гликерии ее выходку-уловку. А кто он был такой, чтобы иметь право судить Гликерию, назначать ей наказания или помилования? Никто. Он мог жить с собственным частным мнением о Гликерии. И только. Ко всему прочему, он был присушен Гликерией или к Гликерии. Но на каждую присушку есть отсушка. Средства отсушки Шеврикука хорошо знал. Хотя бы из простодушных заклинаний Петра Арсеньевича. И в острые минуты обиды в сокольническом томлении мысль об отсушке, немедленной причем, приходила ему в голову. Теперь же, после того как он простил Гликерию, желание отсушки как будто бы и отменялось. Прощение в магазине на Покровке вышло и впрямь вынужденным. Но, может, оно и к лучшему. Иначе он долго бы маялся сомнениями: прощать, не прощать. А простив, он получил явственное облегчение. Да и скучно было бы ему существовать без Гликерии. Гликерия Андреевна Тутомлина была его вечным приключением. В грядущем же не исключались и самые неожиданные повороты в их отношениях.