Чем дальше, тем реже попадались индейцы, понимавшие по-испански. Скоро языковые познания Агурто оказались столь же бесполезными, как и наши. Кое-где в горах стояли кучками хижины; среди них всё реже попадались глинобитные и все чаще — сложенные из связок сухой травы незатейливые шалаши. Казалось, и хижины и сами их обитатели, загорелые, морщинистые, выросли прямо из пропеченных тропическим солнцем склонов Андских гор. Они были неотделимы от окружающих скал и высокогорных пастбищ. Не обремененные большим имуществом, малорослые горные индейцы обладали здоровьем и закалкой лесного зверя и открытой детской душой нетронутого цивилизацией человека; незнание языка они с лихвой возмещали дружелюбными улыбками. Каждый встречный приветствовал нас белозубой улыбкой сияющего лица. Ничто не говорило за то, чтобы белый человек когда-либо развивал свою деятельность в этих краях. Ни рекламных щитов, ни дорожных указателей; а если бросить на дорогу жестяную банку или клочок бумаги, они тут же будут подобраны, — пригодится в хозяйстве!
Мы то поднимались вверх по выгоревшим склонам без единого кустика или деревца, то спускались в поросшие кактусом песчаные долины, и наконец вскарабкались по почти отвесной стене к самому гребню, увенчанному снеговыми макушками, где дул такой резкий и холодный ветер, что нам пришлось замедлить ход, чтобы не окоченеть, сидя в одних рубашках и мечтая о теплых джунглях. То и дело приходилось ехать прямо по горному склону, через камень и траву, в поисках следующего отрезка дороги. На западном склоне, там, где Анды круто спускаются вниз к равнине, тропа была вырублена в мягкой скале и вилась над самой пропастью. Нам оставалось только положиться на нашего друга Агурто. Сидя за рулем с таким видом, будто он дремлет, Агурто в наиболее опасных местах неизменно старался проехать по самому краю. Вдруг прямо в лицо нам ударил сильный порыв ветра, — мы выбрались на последний гребень. Отсюда Андский хребет падал отвесно вниз до самых джунглей, покрывавших дно простиравшейся под нами пропасти на глубине четырех тысяч метров. Однако нам не пришлось полюбоваться захватывающим видом: едва перевалив через гребень, мы попали в густой туман, поднимавшийся с равнины словно пар из адского котла. Зато теперь мы понеслись вниз без единой задержки. Дорога всё время шла под уклон, извиваясь по склонам и ущельям, а воздух всё более насыщался горячими испарениями, к которым примешивался тяжелый одуряющий запах природной оранжереи.
И вот начался дождь. Сначала он чуть моросил, потом мы попали в ливень, который застучал по джипу словно барабанными палочками. Под конец мы ехали в оплошном потоке воды, сбегавшей вниз по склонам шоколадными ручьями. Мы буквально плыли под уклон, всё более удаляясь от сухих горных полян и углубляясь в совершенно другой мир, где мох и травы покрывали камень и глинистые откосы зеленым сочным ковром. Кругом росли большие листья, которые по мере спуска превращались в огромные зеленые зонты, омываемые струйками воды. А вот и первые посланцы джунглей — деревья, обросшие лохматым мхом и увешанные мокрыми гирляндами лиан. И везде журчала и струилась вода. Чем отложе становился склон, тем гуще росли гигантские растения, среди которых, скользя по глине, плескался наш малютка-джип. Вот, наконец, и самые джунгли обдают нас своим сырым и горячим дыханием, насыщенным запахом растений.