— Я же говорила тебе — для меня они не имеют значения.

Он взял ее руку в свои.

— После вчерашней поездки на пляж я решил, что все еще можно исправить. Когда побыл с тобой, с Карой и Николасом, когда мы вместе купались и жарили рыбу, и вы, казалось, были по-настоящему счастливы. Поднимаясь на утес, я ощутил, что мы как будто вернулись к началу. Я думал, что смогу поговорить с тобой о той весне, когда ты уехала в Лондон, а я никак не мог понять, что между нами произошло и почему мы больше не увиделись. Я думал, мы сможем объясниться, начать все заново.

— Но ведь и я думала то же самое, глупый, а ты вдруг посоветовал мне отправляться обратно в Шотландию и заняться разведением коров. Я хочу быть женой фермера, а не самой становиться фермером. И я не отличу твоего хваленого абердинского быка от обычной буренки.

Юстас улыбнулся снова — слегка виновато.

— Я же сказал, дело было в фотографиях Кары. Казалось, мы были так близки, и тут я в одночасье осознал, что мы совсем разные, принадлежим к разным мирам. Так всегда было, Вирджиния. Небольшая ферма вроде Пенфолды не идет ни в какое сравнение с таким поместьем, как Кирктон. Я решил, что будет чистым безумием просить тебя отказаться от всего этого только ради того, чтобы быть со мной. Потому что Пенфолда — единственное, что я могу тебе предложить.

— Но это все, чего я хочу! И всегда хотела. Кирктон принадлежал Энтони. Без него жизнь там остановилась. В любом случае, я решила его продать. Решила прошлой ночью. Конечно, мне придется поехать туда, сообщить новости, передать адвокатам дела…

— А о детях ты подумала?

— Конечно же, я подумала. Уверена, они поймут.

— Но там их дом.

— Их домом будет Пенфолда.

Эта мысль заставила ее улыбнуться, и Юстас обнял ее за плечи своими надежными руками и поцеловал улыбающиеся губы.

— Новый дом и новый отец, — закончила она, когда он наконец выпустил ее из объятий.

Но Юстас, казалось, не услышал ее.

— Смотри-ка, кто идет, — сказал он.

До Вирджинии донеслись голоса детей, которые шли через сад, звонко переговариваясь между собой.

— Смотри, вон котята! На самом солнышке, и молочко еще не выпили.

— Не надо, Николас, не трогай их. Пускай себе спят.

— Но вот этот же не спит! У него глаза открыты. Смотри — открыты!

— Ну где же мама? Мамочка!

— Мы здесь, — отозвался Юстас.

— Мамочка, тетя Элис Лингард послала нас спросить, когда ты вернешься домой.

Кара стояла на пороге кухни: ее очки перекосились, волосы падали на глаза.

— Она дала нам яичницу с беконом, но мы все время ждали тебя, а потом тетя Элис сказала — миссис Джилкс решит, что она попала в аварию и разбилась насмерть…

— Ага, — подхватил Николас, появившийся сразу за ней; он нес на руках котенка, который, широко раскинув лапки, цеплялся крошечными коготками за его свитер. — Мы спали и спали, и было уже десять минут десятого, когда тетя Элис поднялась к нам, завтрак нам не понравился, и я уже думал, что придется ждать до ланча, а мне так хотелось есть…

Поняв, что говорит только он один, Николас умолк. Мама и Юстас сидели молча, глядя на него, а Кара смотрела на мать так, будто видела ее впервые.