Бой запомнился мне мерзкой погодой. С полночи лил дождь, затем похолодало, и пошел снег. Немцы подтянули гаубицы и, когда мы двинулись в наступление, открыли огонь издалека. Наши орудия били тоже неплохо, а мы шлепали по воде и мокрому снегу. Видимость была никудышная. Роту обогнали штук пять «тридцатьчетверок». Десант на броне превратился в сплошной снежный комок.
Метров за четыреста до вражеских траншей нас вынудили залечь. Возможно, танки где-то прорвались и ушли дальше, а на участке нашего батальона сильный пулеметный огонь не давал поднять головы. Потом посыпались мины. Пришлось отползать и отсиживаться в низине, наполненной снежной кашей. От холода трясло так, что некоторые стали подниматься, прыгать, толкать друг друга, чтобы согреться. Если бы мне кто-то сказал, что мы проведем здесь ночь, я не поверил. До того все окоченели, что не обращали внимания на пули, свистевшие над головами.
Наступление завязло. Когда стемнело, на гребне, где поменьше влаги, долбили окопы. Принесли ужин и водки. Мне старшина налил граммов сто пятьдесят. Чтобы согреться, я хватил всю порцию разом. Лучше бы этого не делал. Вначале тепло, весело (если может существовать веселье среди ледяной хляби!), а затем потянуло на сон — целый день на ногах. Не заметил, как заснул. Сквозь сон чувствовал, кто-то толкает меня, пихает в окоп ветки. Сбились в кучу сразу несколько человек, вроде стало теплее.
Но вскоре от холода проснулся и, чтобы не окоченеть, стал бегать, проверять посты, которые от холода тоже не спали. Еще до рассвета рота двинулась вперед. Куда — мне было безразлично. Слабаком себя не считал, но если человека подержать сутки в воде при нулевой температуре, какой из него боец?
Оглядев свое мокрое, едва бредущее воинство, взял себя в руки, растолкал сержантов, те принялись тормошить бойцов. На ходу немного пришли в себя. Оказалось, роте предстояло наносить удар с фланга. Фланг оказался очень отдаленный. Чуть не с тыла заходили.
Мой взвод двигался впереди. Едва не налетели в темноте на немецкий грузовик-вездеход. В полумраке фрицы нас не заметили. Машина отчаянно буксовала и уползла с оглушительным ревом. Вскоре пришлось остановиться, благо, что можно было укрыться в кустарнике. На вершине невысокого холма торчал угловатый бронеавтомобиль.
Снова пришлось шагать в обход. Не знаю, сколько бы топали еще, но справа послышалась стрельба, и бронеавтомобиль покатил, увязая в раскисшей земле. А мы, вскарабкавшись на гребень, увидели неподалеку закругленную траншею. Огонь справа усиливался, тянуть дальше было некуда, и Гладков дал команду спокойно идти вперед. Может, фрицы не сразу разберутся, кто там движется.
План частично сработал, и мы прошли метров двести. Затем кинулись в атаку. Край траншеи взяли с ходу, хотя и оставили на мокром снегу не меньше двух десятков убитых и тяжелораненых. Нас хорошо подгонял холод, который пронизывал тело, казалось, до самого нутра. На всех сухой нитки уже много часов не оставалось.
Может, поэтому дрались крепко. Я автоматной очередью свалил фрица в плаще-балахоне. Никита Пинчук, верный дружок и помощник, бежал рядом. Тоже стрелял, а когда свернул за поворот траншеи, вдруг вскрикнул и шарахнулся назад. Без автомата, прижимая ладони к животу.