Или вот помещик требует, чтобы по сравнению с тем, что его крепостные крестьяне вспашут и посеют ему, на себя бы эти крестьяне вспахали в два раза больше: «против того вдвое, не отговариваясь тем, что посеять нечем или не на чем пахать, понеже на то им определяется ссуда. И тако всеми мерами ленивцев принуждать и накрепко того за ними смотреть». Или вот фельдмаршал граф Румянцев даёт указания управляющему своих имений: «За нерачительными о себе крестьянами… накрепко смотреть, чтоб оные земель своих без посеву не покидали, или исполу посторонним не сеяли и в протчем дом свой не разоряли».
Каким бы ленивым ни был сам помещик, но даже от помещика-дурака здравый смысл требовал уберечь своих крепостных крестьян от голода. Да, на строгость и даже жесткость помещиков крестьяне всегда жаловались (как же жить без этих жалоб на начальство?), но этой же жестокости и радовались, поскольку эта жесткость помещика предназначалась ленивым и тем хитрованам, которые желали бы не быть «как все», в том числе и в деле создания страховых запасов хлеба. Помещик определял единство своих крестьян, и благодаря помещику-крепостнику крестьяне были гораздо более едины в борьбе и с природными трудностями, и с житейскими.
Шли годы, шли десятилетия, российская интеллигенция сбор средств в помощь голодающим сделала своим главным занятием, демонстрирующим её любовь к народу. Вот и Лев Толстой в 1891 году большую статью об этом написал, прямо повесть, — «О голоде», — в которой славил тех, кто помогал голодающим, кто открывал общественные столовые; лично подсчитал Лев Николаевич, сколько хлеба и картошки надо в среднем на одного голодающего, указал правительству, что нужно делать, — как же без этого? А описывал граф голод чуть ли не под Москвой, в Тульской губернии — там, где и его имение находилось. Вот только о страховых запасах хлеба, как у крестьян, так и в обществах, Толстой в этой статье промолчал! И, разумеется, промолчал «матёрый человечище» о том, что он лично, как помещик этой губернии, сделал для того, чтобы предотвратить голод как таковой. Хотя бы так предотвратить, как это делалось до отмены крепостного права.
Вот и получается (как это ни странно звучит), что освобождение крестьян образца 1861 разъединило их, а разъединив, сделало крестьян бессильным перед их ограблением. Можно сказать, что в 1861 году крестьян освободили, чтобы удобнее было безнаказанно грабить.
Никто не спорит с тем, что крепостное право в XIX веке себя отжило и паразитов-помещиков в любом случае надо было земли лишать (что потом и сделали большевики), но узнавать, как освобождать русских крестьян, нужно было не у Вольтера, не в досужей болтовне на французских курортах, а у самих крестьян.
Но русские крестьяне на отдых во Францию не ездили, петербургские салоны не посещали, посему свободолюбивая русская интеллигенция до чего смогла додуматься умишком своим хилым, до того и додумалась, и то от царя и требовала.
Ну а голод… Зато свобода!
В плане этой темы интересно, что когда большевики начали реализовывать свою грандиозную цель, благодаря которой они пришли и удержались у власти, — «Земля — крестьянам!», то не умничали, а приняли проект, разработанный социалистами-революционерами, а те тоже не умничали и опёрлись на 242 крестьянских наказа о том, как крестьяне видят справедливость в этом вопросе. И в этом вопросе у большевиков никаких проблем не было — они не оставили белым в земельном вопросе никаких шансов.