Деревня, где происходит гулянье, в таких чигирях находится, что даже навигатор ее не находит. Точнее, находит, но что-то не то. Приводит меня в другую сторону. Пока это понимаю, пока настраиваю заново, пока добираюсь… внутри уже все на куски перебито, а на улице темно.

Прощаться поздно. Да и не стоит. Но я не могу отпустить.

На нужной улице дорога оказывается перекрытой долбаной кучей машин. Бросаю свою в конце хвоста и под вяло накрапывающий дождь двигаюсь на звуки дореволюционной эстрадной музыки.

Если не найду? Точно сдохну.

А если найду? Убью.

Привлекаю внимание сразу всех. Выбиваюсь из массы, понятное дело. Кажется, будто лет на пятьдесят назад закинуло. Тут еще диалект пролетает, говор какой-то непонятный – не украинский и не русский.

Ломлюсь сквозь пьяную толпу. Ищу Любомирову глазами. А когда нахожу, столбенею. Сердце, словно долбаный салют, в небо выбрасывает. И одновременно с этим кислород заканчивается – его будто кто выкачал из вселенной. Стою, смотрю на проклятую зазнобу и ощущаю, как горят внутри легкие.

Думал, увижу ее – легче станет. Ни хрена. Нарастает боль. Сокрушает.

Как ты могла? Как же ты, блядь, могла???

Ты, мать твою, душу мне вырвала! Ты это понимаешь?!

© Кирилл Бойко

Пока меня на куски раскладывает, Любомирова отмирает и удирает. Ныряет в толпу, и нет ее. Прикрываю веки, сжимаю челюсти и планомерно вдыхаю.

Не побегу за ней. Кто она такая, чтобы я за ней, черт возьми, бегал?! Я! После того, что она сделала! Такое не прощают. Пошла она на хрен!

Чертова… Чертова… Чертова…

Бросаюсь следом.

Через орущую толпу колхозников. Через какой-то фермерский двор. Через сад. Пока не вижу белеющее в темноте платье. Ускоряюсь, слыша лишь собственное бешеное сердцебиение. Быстро настигая, обхватываю рукой поперек тела.

На мгновение притискиваю к себе. Закрываю глаза. Вдыхаю.

Один затяжной удар сердца. Безумное расширение четырехкамерной мышцы. На осколки.

Отбрасываю. Разворачиваю. Припираю к ограде из сетки. Вместе на ней качаемся, пока ловлю ладонью ее лицо и врезаюсь взглядом в глаза.

Это больше не любовь и пошлость. Это смерть и ад.

Дождь обрушивается. Не задевает. За грудиной такие молнии высекает, что кажется, армагеддон начался изнутри меня. Ныряю в ее зрачки. Как обычно, в душу прорываюсь. А вижу тот проклятый снимок и убийственные слова.

«Я все решила. Девственности больше нет…»

«Я переспала с другим…»

– Ты что натворила? Ты что, блядь, натворила?! – зверем реву, перекрикивая шум дождя.

Внутри меня громче льет. Затапливает горячей лавой. По самую макушку в ней.

– Что хотела, то и сделала! Я тебе ничего не обещала. А то, что деньги взяла, так ты сам вынудил! Я тебе сразу сказала, что отдам все. Не сейчас, но…

– Да при чем здесь деньги?! При чем, блядь, деньги, а? – слова летят одним бурным, хриплым, раздирающим горло потоком.

Любомирова вздрагивает. Ловит дрожащими губами воздух.

Не знаю, отчего ей больно. Меня душит лишь одна одуряющая мысль – она больше не моя.

– А при том, что ты мне заплатил! – орет надсадно и громко всхлипывает. – Настолько хочешь быть первым, что готов платить? Ты больной! Ты просто помешан на том, чтобы во всем быть первым! Больной!