Пройдя ущельем верст шесть, Гурко сошел с коня и оказался в окружении штаба и командиров частей. Отсюда тропинка круто забирала вверх. Все здесь — шоссе, дорога, все тропинки были запружены орудиями, зарядными ящиками, толпились солдаты. Командиры частей окружили Гурко, жаловались на трудности подъема.
— Лошади не потянут, — оправдывался полковник Сивере. — Дорожка скользкая, пешему не взобраться, а каково артиллерии?
Гурко сказал, что отрезал:
— Выпрягите лошадей, люди вытянут. Солдат российский гору одолеет!
Орудия тянули медленно, Гурко торопил, посылал к Рауху записки, требовал ускорить движение. Объехал стороной солдат, тянувших пушки. Они подбадривали друг друга, отпускали соленые шутки.
К солдатам спустился генерал Раух, раздался его хриплый голос:
— Почему загородили дорогу? Где командир батареи?
Появился командир батареи, закричал:
— Что приостановились? Тяни ее!
Подъехал Гурко, соскочил с коня:
— Ребята, братцы, поднажмите, за вами другие следуют. Не задерживайте!
И взялся за гужи.
— Тяжело, ваше благородие. Мы уж сами…
К темени, а темнело в горах удивительно быстро, выбились из сил. Козловский полк, тащивший орудия авангарда, остановился. И тут же Гурко отдал распоряжение на привал.
Генерал присел у казачьего костра. Отсюда дорога вела к перевалу. К Гурко подходили ординарцы, докладывали о продвижении колонн. Неутешительные известия от Вельяминова, путь тяжел для орудий.
— Дмитрий Степанович, — сказал Гурко, — Раух с авангардом продвигается до крайности медленно, как бы турки не пронюхали о нашем восхождении. Избави Бог, засядут в проходах. Подымайте здесь, а я наверх, к Рауху…
Чем выше к перевалу уходил авангард, тем труднее становился путь. Горы в заснеженном лесу, крутой подъем, сузившаяся местами до тропы дорога, гладкая, как зеркало, и скользкая, как каток.
Кони не держали орудия, и они откатывались назад. По ротам разнеслась команда:
— Принять лямки в руки!
И снова впряглись, потащили. Ноги разъезжались на льду, канат обжигал ладони, руки кровоточили. Пройдут солдаты несколько шагов, подложат камни под колеса, отдохнут и снова за лямки.
Не заметили, как подъехал Гурко, с коня долой, за канат взялся.
— Устали, братцы, вижу. Тяжкий переход, но вы русские солдаты. А впереди, братцы, конец пути, победа и отдых!
— Ребята, генерал с нами! — зашумели солдаты. — Раз, два, нажми!
— Ваш благородь, отойди. Не изволь беспокоиться, сами вытянем.
— Преображенцы, слушай мою команду! — раздался голос ротного. — Первый взвод, руби во льду насечки, сбивай с дороги камни!
Ноги по насеченному льду скользили меньше. Пошли веселее. Дорога потянулась над заснеженным ущельем.
— Стерегись! — передавал один другому об опасности.
Стемнело. По колонне объявили ночевку. Солдаты падали от усталости, батарейцы крепили орудия, ротные назначали караульных.
Гурко обходил лагерь, подбадривал:
— Братцы, потерпите маленько, до вершины доберемся, а тем внизу, турки. Мы их в штыки, вот и согреемся. Вы гвардия!
— Скорей бы, ваше благородь. В бою оно завсегда жарко.
На краю леса, у самой дороги, разбил палатку генерал Краснов. Увидев Гурко, зазвал: