– Извините, мадам, – произнес привратник. – Леди не допускаются. Все дело в этих ужасных суфражетках, – признался он. – Мы боимся, что они подожгут музей или примутся бить витрины.

– Я могу поручиться за эту леди, – предложил Генри, и после некоторых колебаний их пропустили. Внутри он шепнул: – Между прочим, мама, какую витрину ты хочешь расколотить первой?

Милый Генри, через месяц он записался добровольцем и надел форму.

Она познакомилась с действием горчичного газа, когда он вернулся инвалидом после битвы при Ипре в 1915 году.

– Спасибо, что живой, – усмехнулся Генри криво.

Действительно, будь он старше, ему пришел бы конец.

– Сердца у этих молодых людей перенесут едва ли не все, – сказал ей врач.

Но Генри все равно превратился в безжизненную тень и остался таким на протяжении всей Великой войны, пока другие понапрасну гибли в окопах. К ее окончанию Вайолет не знала семьи, где не было бы потерь.

Война стала причиной великой перемены. Мужчин не хватало настолько, что их рабочие места заняли женщины – и это приветствовалось. Они трудились на военных заводах и железных дорогах, стояли за прилавками, обеспечивали телефонную связь, занимались тяжелым физическим трудом. На время войны суфражетки прекратили свои действия, и вскоре выяснилось, что их служение переломило общественный настрой. Взглянув на дела женских рук, даже самые упертые консерваторы обнаружили, что больше не в силах противиться женскому избирательному праву. А Вайолет поняла, что победила, когда старый Эдвард, который заболел и лег на несколько дней в больницу, поразился:

– Здесь одни женщины, Вайолет! Дежурные, водители «скорой» – все, кроме врачей. И отлично справляются!

В 1917 году премьер-министр Эсквит безропотно предоставил женщинам право голоса, заявив: «Они заслужили».

На следующий год Великая война закончилась, а с ней и страшная бойня, как сочла Вайолет.

В конце 1918 года вспыхнул испанский грипп, и неизвестно, чем была вызвана пандемия, – возможно, вирус оказался опаснее остальных, а может быть, люди просто ослабли после длительной травмы, нанесенной войной; так или иначе, он с удивительной скоростью охватил мир. Потери за полгода превзошли военные. В Англии умерло около двухсот тысяч человек. Среди них и Генри.

С той зимы, растворившейся в серой мгле, ее преследовало несчастное, бледное, опустошенное лицо сына. И годы напролет она задавалась одним и тем же вопросом: права ли была, посещая марши? Зачем причинила столько горя ребенку, которого больше нет?

И, сидя в одиночестве, она не могла избавиться от мрачной мысли, в которой не признавалась дочери. Предчувствием мучилась не только Хелен. Вайолет тоже.

Хелен пересекла Слоун-сквер и повернула на Слоун-стрит к Найтсбриджу и Гайд-парку. Ей все еще было странно видеть заклеенные от бомбежек окна и мешки с песком у каждой двери на улицах, которые знала еще дебютанткой. Стояла удивительная тишина, похожая на воскресную.

Когда она миновала Понт-стрит, упали первые капли дождя. А когда достигла Найтсбриджа, дождь превратился в ливень. Она укрылась в отеле на Бэзил-стрит и, полнясь печалью, стала смотреть на струйки, бежавшие по окну.