— Нет, подожди минутку, — сказал старикан.

— В чем дело? Я что, не всегда отдаю долги? Что за чушь?

— Да нет, Гарри, к тебе никаких претензий. Все дело в ней. Она задолжала уже… сейчас посмотрю… тринадцать семьдесят пять.

— Тринадцать семьдесят пять? Это пустяки. Я был должен двадцать восемь зеленых, и то расплатился, верно?

— Да, Гарри, но…

— Что — но? Хочешь, чтоб я раздобыл пиво в другом месте? Хочешь, чтоб я позабыл о долге? После стольких лет ты не доверяешь мне две паршивые упаковки?

— Ладно, Гарри, — сказал старикан.

— Отлично, бросай их в пакет. А заодно пачку «Пэлл-Мэлла» и две «Датч мастер».

— Хорошо, Гарри, хорошо…

Потом я опять поднимался по лестнице. Я ее одолел.

— Ах, Гарри, ты принес пива! Не пей его, Гарри. Я не хочу, чтобы ты умер, малыш!

— Наверняка не хочешь, Мэдж. Но медики ни бельмеса в своем деле не смыслят. Открой-ка мне пивка. Я устал. Перетрудился. А ведь я только два часа как выписался.

Мэдж вернулась в комнату с пивом и стаканом вина для себя. Она надела туфли на шпильках и села, высоко скрестив ноги. Она по-прежнему была неподражаема. В том, что касалось тела.

— Ты забрал машину?

— Ага.

— Правда, этот япошка — славный малый?

— Куда он денется!

— В каком смысле? Разве он не починил машину?

— Починил. Он же славный малый. Он здесь бывал?

— Гарри, перестань болтать чепуху! Я с япошками не ебусь!

Она встала. Животик у нее был по-прежнему плоский. Бедра, ляжки, жопа — все в полном ажуре. Ну и шлюха! Я отхлебнул полбутылки пива, подошел к ней.

— Ты же знаешь, что я по тебе с ума схожу, Мэдж, малышка моя, я за тебя и убить могу, ты же знаешь.

Я подошел к ней вплотную. Она слабо мне улыбнулась. Я отшвырнул свою пивную бутылку, потом взял у нее из руки стакан вина и осушил его. Впервые за долгое время я чувствовал себя нормальным человеком. Мы стояли очень близко друг к другу. Она поджала свои жгучие алые губки. Потом я толкнул ее, сильно, двумя руками. Она упала на кушетку, навзничь.

— Шлюха! Ты и вправду задолжала Голдбарту тринадцать семьдесят пять?

— Не знаю.

Подол у нее задрался, полностью открыв ноги.

— Шлюха!

— Не называй меня шлюхой!

— Тринадцать семьдесят пять!

— Понятия не имею, о чем ты!

Я взгромоздился на нее, запрокинул ей голову и принялся ее целовать, щупая груди, ноги, бедра. Она плакала.

— Не… называй меня… шлюхой… не надо… Ты же знаешь, я люблю тебя, Гарри!

Потом я вскочил и встал посреди ковра.

— Эх, детка, как я тебе сейчас засажу!

Мэдж только рассмеялась.

Тогда я подошел к ней, взял ее на руки, отнес в спальню и бросил на кровать.

— Гарри, ты же только что из больницы!

— А это значит, что во мне двухнедельный запас спермы!

— Что за похабщина!

— Не приебывайся!

Я прыгнул на кровать, уже успев сорвать с себя шмотки.

Я задрал ей подол, целуя ее и лаская. Она была бабой мягонькой, в теле.

Я спустил ее трусики. Потом, как и встарь, я был в ней.

Я хорошенько качнул ее раз восемь или десять, медленно, не торопясь. Потом она сказала:

— Ты ведь не думаешь, что я ебусь с грязным япошкой, правда?

— Я думаю, ты ебешься со всем, что грязно.

Она отодвинула свою лохань, и я выскользнул из нее.