— Денег не крал и вообще чужого брать привычки не имею, по всей видимости, так воспитан, да и живем в глухомани, вот и соблазна нет, поскольку тратить их негде.

— А с чревоугодием у нас как?

— Разговляемся скоромным только в положенные дни, постимся по уставу, за этим Василиса Егоровна зорко следит. — Ага, знал бы он какие лукулловы пиры мне устраивает добрая старушка, слюной захлебнулся бы.

— Может богохульствовал или возносился в гордыне перед людьми?

— Вот те крест, чту Спасителя нашего Иисуса Христа, а людей уважаю всех, окромя душегубцев и прочих грешников, коим гореть в Геенне Огненной. И вовсе не считаю себя выше самого нищего калеки с паперти, ибо у каждого из них, как и у меня, душа бессмертная, Господом Богом данная на вечное пользование, — после сказанного я истово перекрестился, добавляя изрядную толику фанатической убежденности. А что? С волками жить — по волчьи выть.

Потеряв надежду уличить меня в каком-нибудь грехе или прегрешении, святой отец зашел с другой стороны:

— А как у тебя, отрок, с Божьим Словом?

— Заботами Василисы Егоровны познал Часослов от корки и до корки, — опрометчиво похвастался я.

Почему опрометчиво? А потому что этот неугомонный дед следующие два часа гонял меня по молитвам и псалмам аки бурсака нерадивого. В конечном итоге, я взмок как мышь, а деду хоть бы хны. Откуда столько выносливости в тщедушном тельце? Стоит отметить, что мои ответы пришлись по душе старцу.

— Экий ты молодец, отрок Андрей! Коль в свой род не пожелаешь возвернуться, подумай о перспективе служения Господу Нашему. При столь похвальном усердии в изучении Слова Божьего великих высот можешь достичь на этом поприще.

Ага, только и мечтаю стать монахом, чтобы потом всю жизнь укрощать плоть, звоня в колокол или регулярными голодовками. Не, клир не мой путь. Однако, чтобы не портить отношений с кудесником, я уклончиво ответил:

— Спасибо, отче, подумаю.

На что игумен посмотрел мне в глаза своими черными как бездна пронзительными зенками и укоряюще покачал головой.

— Вот только не стоит пачкать душу ложью. Ты уже всё для себя решил, отрок Андрей. Ладно, принимаю твои слова, как факт уважения младшим старшего. К сожалению, твоя душа закрыта от меня, однако мню, жизнь твоя пройдет не в монашеской келье и многие дела совершишь великия и малыя. Стремись к достойным деяниям, избегай недостойных. — После этого отец Кирилл взял в руки лежавшую у одной из икон кисть с длинным волосом макнул в сосуд со святой водой на длинной ножке и, трижды обойдя вокруг меня, окропил с головы до ног. Затем прочитал «Отче наш» и многократно осенил крестным знамением. — Отныне нарекаю тебя, отрок Андрей…

Поддавшись неожиданному порыву, я громко выкрикнул

— Воронцовым!

— Как ты сказал? — кудесник смотрел на меня удивленным взглядом.

— Хочу принять фамилию Воронцов, — ну не Пупкиным же, со святого человека достанет обозвать меня каким-нибудь Марфушиным, Панафидиным, а то и вовсе Акакиевым. Нет уж, лучше свою земную фамилию буду носить.

— Устами младенца… — задумчиво пробормотал отец Килил себе под нос, но поговорку не закончил, еще раз перекрестил меня и продолжил прерванную процедуру: — Нарекаю тебя Андреем Воронцовым сыном Драгомира.