Ленюшке год с половиной. Он уже ходит, обнимает меня за ноги, очень трогательно. Он вообще сильно ко мне привязан, кажется, больше старших детей. Когда я вхожу в комнату, где он играет с Агафьей, что бы он ни делал, бросает игрушки, кидается ко мне с криком. Тут и Ляля, опомнясь, бежит ко мне, отталкивает Леню, лепеча «моя мама». Засыпать Ленюшка тоже отказывается без меня, но стоит мне сесть возле его колыбели и положить ему на животик руку, он мирно засыпает.

Но Владимир Алексеевич давно поговаривает, что я засиделась дома, дети да дети, что сильно располнела, надо выходить в свет. Меня не тянет в свет, но из желания угодить я согласилась принять участие в новом спектакле нашего дворянского клуба. Большая охотница и организатор нашего театра — вдова Елена Михайловна Баранович. Спектакли ее пользуются большим успехом. Я видела один несколько лет тому назад, «Коварство и любовь». В этот раз ставится в честь юбилея Чехова «Дядя Ваня». Мне предложили играть Серебрякову, профессорскую жену. Я прочитала текст, и стало не по себе как-то. Все-таки согласилась. Астров — наш земской начальник Евгений Васильевич Ушаков, дядя Ваня — большой любитель театра граф Нилин, он эту зиму зимует в своем калиновском доме, профессор — наша театральная знаменитость, отставной доктор Аптекман.

17 ноября. Отчего-то кажется, что Евгений Васильевич уж слишком горячо произносит свои слова. Пытаюсь отвечать ему холоднее, а Елена Михайловна восхищается, говорит, ах, лучше и сыграть было нельзя. Владимир Алексеевич вчера сказал, что я стала лучше выглядеть и в глазах появился блеск. Только к чему мне это? Детей вижу реже, они тоскуют — зачем?

20 ноября. Сегодня случилось странное событие. В перерыве между репетициями, когда никого не было рядом, Евгений Васильевич признался мне в любви. Говорил робко и с безнадежностью в голосе. Но мне все казалось, мы так и стоим на сцене, это спектакль длится, и отчего-то не верила ему. Не стала даже отвечать, постаралась уйти, но он догнал меня, красный, обиженный, и сказал, что я не люблю своего мужа, а его счастие могла бы составить.

Я отвечала, что, если он снова заведет подобные речи, мне придется отказаться от участия в нашей постановке, которую все так ждут в городе. Но он, точно не слыша, подошел ко мне близко, совсем близко, взял мою руку и поцеловал в ладонь. Теплыми, сухими губами. Меня это отчего-то насмешило, и я сказала ему, как в романах: «Подите прочь». Но он, будто не замечая моего смеха, только повторял: «Подождите прогонять меня».

23 ноября. Я не призналась, так и не призналась Владимиру Алексеевичу в том, что случилось третьего дня. Отчего? Я не знаю, как это сделать.

Вчера и сегодня на репетициях Евгений Васильевич вел себя как ни в чем не бывало, только взгляды его были красноречивы. Я не разделяю его чувств, даже если они и подлинны, но впервые вижу, как это приятно, когда тебя любят, любят бескорыстно и тобой любуются, следят взглядом и смотрят… так грустно. И хотя ничуть не люблю я Евгения Васильевича, смешон он мне со своими чувствами, иногда хочется подойти и тихонько поблагодарить его. Скорей бы завершились наши репетиции, и мы сыграли наконец спектакль, а там Владимир Алексеевич собирается зимой по делам в Москву, обещал взять меня и старших детей с собой.