Я припаивал к своему «Феррари» крылья. За соседним столом Пика возился с «БМВ», с другой стороны Куцый ковырялся с «металлэксом». Роговца не было – к нему пришел дядька в пальто, с дипломатом, и они вместе вышли.

– Почему никто не делает новые кордовые машины? – спросил я у Пики.

– А зачем? Знаешь, сколько наделали за все годы? Машин навалом, на соревнования есть с чем ездить.

А Григоричу все равно выдают металл, деньги на моторы там и прочие части. И он это все забирает себе. Хитрый он жук, хоть так сразу не скажешь… Работает как минимум на трех работах.

– А где еще?

– Знаю точно, что в ремонте обуви…

– И что он там делает?

– Как что? Ботинки ремонтирует – клеит, набойки набивает… Что он может там делать?

Дверь открылась, зашел Роговец – раскрасневшийся, с улыбкой. Он подошел к столам, остановился у меня за спиной.

– Э, скорей бы на пенсию! – сказал он и дыхнул на меня водкой. – Знаете, что я буду делать на пенсии? Говно носить.

– Это как? – спросил Пика.

– Ты мне под придурка не играй, понял? Ты что, не видел ни разу машину, которая мусор возит? И мужик там еще с шуфлем – вот он говно носит. Я у него раз спросил: сколько ты получаешь? И он мне говорит: сотню – домой и еще две сотни для себя. Так что на пенсии – только говно носить. Если только такие, как вы, раньше времени в гроб не загонят. Ладно, шучу. Выиграем «область» в этом году?

– Выиграем, ясный пень, – сказал Пика.

Я и мама сидели на диване, смотрели «Праздничный концерт». В спальне храпел папа. Щелкнул замок. Наташа заглянула в зал, посмотрела на нас как-то странно.

– Ты входную дверь замкнула? – спросила мама.

– А, да, точно, сейчас…

Наташа вернулась в прихожую.

– И на второй замок закрой, хорошо?

– Да, хорошо… хорошо. Сейчас.

Наташа повозилась с замком, зашла в комнату, села в кресло, широко улыбнулась.

Мама спросила:

– Ты что, там пила?

– Ну да, а что здесь такого? Если мы собираемся классом… праздновать Восьмое марта… я что, не могу выпить рюмку вина?

– Что, всего одну рюмку?

– Ну, две… А какая, собственно, разница – одна или две?

– Очень большая. Тебе еще только шестнадцать…

– Через месяц уже будет семнадцать.

– …тебе еще только шестнадцать, и ты девушка. По-твоему, это – нормально? Пить алкоголь, приходить домой навеселе… Разве так должна себя вести молоденькая девушка?

– А что здесь такого? Я не понимаю, почему все говорят, типа, алкоголь – это плохо? Ты, потом в школе учителя, по телевизору всякие дядьки…

– То есть ты хочешь сказать, что алкоголь – это хорошо? Что это нормально – девушке в шестнадцать лет приходить домой пьяной? Что, по-твоему, быть алкоголиком – это нормально?

– Не все, кто выпивает, алкоголики. Папа тоже выпивает и пьяный приходит… но он же не алкоголик, да? Или, по-твоему, и он – алкоголик?

– Ты себя с ним не сравнивай. Он – мужчина. Мужчины многие выпивают…

– Мужчинам – можно, а женщинам – нельзя, да? И это называется равноправие…

– Ладно, прекращаем эти разговоры. Иди умойся и ложись. Тебе завтра в школу. И подумай над своим поведением. Какой пример ты показываешь брату? – Мама посмотрела на меня. Я отвернулся.