Солнце видно на всем освещённом земном полушарии, не только в одном португальском городе. Если бы оно действительно переместилось, миллионы людей по всему полушарию — не только в Фатиме — обезумели бы от страха. На самом деле доводы против варианта 1 ещё более сильные. Если бы солнце действительно двигалось двигалось с описанной скоростью — «обрушиваясь» на толпу — или если бы случилось что‑то, что достаточно изменило бы вращение Земли, чтобы создать видимость, как будто солнце двигалось с такой колоссальной скоростью — это для всех нас закончилось бы катастрофически. Либо Земля была бы вышвырнута со своей орбиты и сейчас была бы безжизненным, холодным камнем, несущимся через тёмную пустоту, либо мы помчались бы к Солнцу и изжарились. Вспомните из Главы 5, что Земля вращается со скоростью многих сотен миль в час (1 000 миль в час, если измерять на экваторе), однако видимое движение Солнца все же слишком медленно, чтобы мы его увидели, потому что Солнце настолько далеко. Если бы Солнце и Земля внезапно достаточно быстро переместились бы друг относительно друга, чтобы толпа увидела солнце, обрушивающееся на неё, реальное движение должно было бы быть в тысячи раз быстрее, чем обычно, и это был бы буквально конец света.

Говорилось, что Лусия сказала своей публике пристально посмотреть на солнце. Это, кстати, делать крайне глупо, потому что можно навсегда повредить глаза. Это также могло вызвать звать галлюцинацию, что солнце качается в небе. Даже если бы только один человек галлюцинировал, или солгал, что видел, как движется солнце, и рассказал бы это комунибудь ещё, кто рассказал бы комунибудь ещё, кто рассказал бы многим другим людям, каждый из которых рассказал бы многим другим людям …этого было бы достаточно, чтобы запустить популярный слух. В конечном счёте, один из тех людей, которые слышали этот слух, вероятно, записали бы его. Но произошло ли это на самом деле или нет — для Юма не имеет значения. Имеет значение, что, насколько бы неправдоподобно было бы то, что были неправы 70 000 свидетелей, это все ещё намного менее неправдоподобно, чем то, что Солнце должно было двигаться описанным способом.

Юм не выступал и не говорил прямо, что чудеса невозможны. Вместо этого, он попросил нас подумать о чуде как о невероятном событии — событии, невероятность которого мы могли бы оценить. Оценка не должна быть точной. Достаточно, что невероятность предполагаемого чуда можно грубо разместить на чем‑то вроде шкалы, а затем сравнить с альтернативой, такой как галлюцинация или ложь.

Давайте вернёмся к карточной игре, о которой я говорил в первой главе. Помните, мы представили, что есть четыре игрока, каждому роздана прекрасная комбинация: все трефы, все черви, все пики и все бубны. Если бы такое произошло на самом деле, что бы мы об этом подумали? Снова же, мы можем записать три варианта.

1 Это было сверхъестественное чудо, совершённое каким‑то колдуном, или ведьмой, или волшебником, или богом с особыми способностями, который нарушил законы науки таким образом, чтобы изменить все эти маленькие черви, и трефы, и бубны и пики на картах так, чтобы они заняли отличное место в раскладе.