Все, что позволял себе Светищев — это легкие поцелуи в щечки, лоб, руки. Нежные поглаживания, поддерживания и ухаживания обоюдно обостряли эти моменты. Искры пробегали между касающихся частей тела и взглядами, но что-то сдерживало, давая понять: очень скоро произойдет главное событие, и оно будет неожиданным!

Пока Арон руководил новым броском, Мария и Андрей заварили свежий чай и, как говаривал старина Карлсон, «баловались плюшками». При всем очаровании, бросавшемся в глаза, девушка старалась выглядеть скромно, чему стали соответствовать костюмы носимые ею.

Девушка предпочитала стилизованный под военную форму брючный костюм, камуфлированной расцветки и панамку. Андрей сам выбирал эту одежду, и снова не ошибся. Удивительно, как он шел его возлюбленной. Приталенный кителек с выточками под грудь, покрой брюк, одеваемых поверх высоких армейских ботинок, и сами ботинки на шнуровке, подчеркивали все, чем обильно наградил Господь Марию.

— Арончик, наверняка, думает, что сегодня или завтра мы достигнем желаемого обязательно. А знаешь, я совсем не расстроюсь, если мы вообще ничего не найдем!

— Только не говори это Карлычу, он не выдержит от тебя такого укола. Иии… мне кажется, он все-таки любит тебя, правда, какой-то такой особенной любовью, что ли…

— Отцовской…

— Отцовской? Нууу, мне казалось, что он смотрит на тебя, как брат и мать одновременно.

— Нэээт! Как ааатэц! Андрюшенька, он очень хороший, просто одинокий. Мы ведь с тобой думали, что он женат…

— Это тебе так показалось в первый день… хотя, признаюсь — я был того же мнения… Дааа, ребенка он потерял, и после этого они больше не решились… Поздний брак…

— Странно, обычно у них, нууу… у еврев, куча родственников, а он как-то совсем одинок…

— Все его родственники разлетелись по европам, а он решил, что его Родина Россия! И это поступок!

— Я бы сказала — это выбор!

— Да, это выбор достойный, к тому же при понимании, что его не поймут, иии… что оставить наследство будет некому. Детки, детки…

Светищев надавил пальцами на глаза, уставшие щуриться от слепящего солнца.

Мария поняла, точнее вспомнила, что эта тема ими почти не затрагивалась. Захотелось понять почему:

— А что ты? У тебя, кажется дочь?

— Дочь… родитель тот, кто воспитывает, а не кто семя вкладывает… Она совсем еще маленькая была, да и сейчас… да и сейчас-то еще малышка. Да уж задела ты за живое. Знаешь, наверное, не понять еще не имеющему детей, родителей, тем более родителя, ставшего, таким только по названию. Я часто о ней думаю, но так, как бы изнутри, понимая, что никогда не попаду вовне… Раньше так, каждый Божий день представлял с ней разговор при первой встрече. Все думал, как мы встретимся, ведь не можем же не встретиться… Встречи эти получались такими теплыми, яркими, даже помпезными, овеянные переживаниями и радостью от долгого ожидания. Все-то у меня получалось выглядеть в них страдальцем, а она… дочь, я имею в виду, очень желающая этой встречи и продолжения отношений… Как ребенок радовался, таким вот сценам, возникающим в воображении. А теперь успокаиваюсь одной мыслью — вряд ли будет так… иии… у нее будет свое… много своего, что гораздо ближе к сердцу. Да и мнение по поводу случившегося, далеко с твоим, может не сходиться.