По крайней мере, Йетс на это надеялся.

Кто теперь мертв, вовсе не были невиновны, они пытались причинить ему вред. Лорен Мьюз – иное дело. Он не хотел, чтобы ей причинили вред. Однако Йетс любил старую мудрость: «Если уж выбирать жертву, то лучше они, чем мы». Так было и будет всегда.

Лорен Мьюз затормозила на стоянке перед зданием прокуратуры и вышла из машины, не произнеся ни слова. Йетс решил не обращать на это внимания. Главное, что наконец убралась. Он позвонил Кэлу Доллинджеру, единственному человеку, которому можно доверить такого рода информацию. И быстро, не вдаваясь в детали, объяснил, что ему нужно.

Воображение вновь подсказало картину: больничная палата, огромная постель, где лежит больной менингитом Сэм. Йетс сказал Лорен не всю правду. Тогда Кэл тоже остался в больнице. Отказался уходить. Самый старый друг Адама, он притащил откуда-то жесткий металлический стул, поставил его у двери в палату Сэма и просидел так целых три дня, не произнося ни слова. На тот случай, если его другу Адаму вдруг что-нибудь понадобится.

– Хочешь, чтобы я ехал один? – спросил Кэл.

– Нет. Встретимся у дома Хантеров, – ответил Йетс. Его голос потеплел. – Заберем пленку, и делу конец.

Оливия Хантер держалась как могла, пока не приехал Середняк и не вырвал ее из лап детектива Лэнса Баннера. Она вернулась домой, и у нее сдали нервы. Оливия сидела и тихо плакала. Слезы градом катились по щекам. Она никак не могла унять их. Оливия до конца не понимала, почему плачет: от радости, облегчения, страха.

Надо что-то делать.

Ее чемодан остался в отеле «Говард Джонсон». Что ж, она возьмет другой. Лучше хоть чем-то заняться, чем просто сидеть и ждать. Полиция наверняка вернется. Опять начнут задавать вопросы.

Надо ехать в Рино, причем немедленно.

А слезы продолжали бежать по щекам, и это было совсем не похоже на Оливию. Наверное, просто под давлением обстоятельств. Она устала, физически и морально. Во-первых, беременность. Во-вторых, беспокойство о судьбе дочери. И главное: после всех этих лет она наконец рассказала всю правду о своем прошлом Мэтту.

Оливия нарушила уговор. Сделала это, откликнувшись на объявление в Интернете. Более того, теперь на ней лежит вина за смерть Эммы Лимей. Пусть Эмма немало грешила в этой жизни, причинила боль многим людям. Но Оливия знала, что Эмма отчаянно пыталась искупить свои грехи, искренне раскаивалась последние несколько лет. Как поступят с ней в чистилище, куда отправят, Оливия не знала. Она искренне считала, что если кто и заслуживает у Господа снисхождения, так это Эмма Лимей.

Лишь одного не могла пережить Оливия, и потому, наверное, слезы градом катились по лицу. Не могла пережить выражения, которое появилось на лице Мэтта после того, как она рассказала ему всю правду.

Она ожидала иного.

Он огорчился, это понятно. Иначе просто быть не могло. Со дня их первой встречи в Лас-Вегасе Оливия запомнила и полюбила взгляд, которым он смотрел на нее. Мэтт смотрел на нее так, словно Господь Бог никогда не создавал ничего более прекрасного и совершенного, более… чистого. Естественно, Оливия ожидала, что этот взгляд изменится или потускнеет, стоит ему узнать всю правду. Взгляд его светло-голубых глаз станет суровым, холодным и осуждающим.