Вот домашний театр открыл сезон в Кирилове. Маленькими драматическими кусочками беженцы рассказали свою историю. Стойка поняла вроде, что они заплатили две тысячи евро человеку, чтобы он провел их из Турции (куда они попали на автобусе) в Болгарию через горы и увез в Софию на машине. Здесь в долине он ушел за транспортом и не вернулся. Стойка уловила вроде, что беженцы испугались миграционной полиции и решили превратиться в аистов. (Стойка вспомнила, что миграционная полиция приезжала к ней пару раз и спрашивала про соседей-британцев через дорогу и соседей-русских в доме с левого бока. Ни про кого из них Стойка не сказала плохо, сказала только добре, потому они жили и работали, ухаживали за животными и растениями, прямо как она сама. В бумажках ее остался и мялся где-то телефон миграционной полиции.) Стойка уловила, что беженцы жалеют, что не превратились в аистов еще раньше. Могли бы просто перелететь границу, как это делают все путешествующие птицы, не рисковать жизнью, не тратить денег. Просто-просто. Но тогда они еще не боялись так сильно, поэтому о превращении никто не думал.

Стать аистами им показалось блестящей идеей. Птицы жили так же, как девушка и юноша собирались жить дома, – создавали семью. У пары даже появилась своя собственная, чудная квартира на столбе. С другими аистами беженцы старались не встречаться, те таращились подозрительно, чуяли, что здесь что-то нечисто. Потом ударили морозы, у пары не получилось распревратиться от холода. Мигранты-птицы закоченели, заледенели крылья и лапы. Обнявшись, они засели в виноградниках умирать, глядя на красивую долину. А дальше пришли люди и спасли птиц. Беженцы рассчитывали на сарай или курятник, а оказались в теплом человеческом доме. Они отогревались, спали в соломе, ели лягушек и сырое мясо. Ветеринар вылечил обмороженное крыло девушки. Стойка не только кормила беженцев-аистов и убирала за ними, но и ласково разговаривали с ними, за что они, как поняла Стойка, ей были особенно благодарны. Еще они собирались дождаться настоящей весны и улететь в Софию, где находился родственник юноши. Но всё оттягивали свой полет, не хотели покидать насиженного места, им ощущалось у Стойки почти как до войны дома – уютно и безопасно. От потепления на улице они неожиданно превратились обратно в людей. Очень сложно притворяться долго кем-то, кем ты совсем не являешься, так разобрала Стойка или додумала их слова.

Она поняла, что они городские и недавно поженились. Девушка работала в музее (или в университете), он делал ортопедическую обувь в мастерской или в магазине то ли отца, то ли дяди, то ли брата. Как только перелетели, они перешли через горы в отличных, его производства, стельках. Одежда и обувь, очевидно, затерялась в полях после превращения. Здесь беженцы очень боялись детей и пса Себастьяна и очень благодарили Стойку, что она не пускала тех в комнату. Хотя и у девушки дома тоже жили пес и братья-дети. У парня, кажется, тоже, но, возможно, Стойка что-то не так поняла. Ей, привыкшей видеть мигрантов по телевизору в похожих на грязные айсберги лодках или в вытянутых загонах беженских лагерей, удивительно было наблюдать за такими людьми в пространстве своего дома, в одежде ее семьи, оживляющих и украшающих ее.