Гости просыпались, пугались Стойки, дергали по сторонам головы, оглядывали себя, стыдливо закрывали себя, пытались говорить со Стойкой на непонятном языке, потом на втором непонятном языке (Стойка расслышала, что этот второй – английский, но она ни на каком другом, кроме болгарского, не говорила). Гости неуверенно поднимались на ноги, махали руками, жались друг к другу, дрожали от холода. Молодой человек снял тепличную сетку с топчана и укрыл ей себя и девушку. Гости – двухголовым существом – говорили, не перебивали друг друга, по очереди, показывали в строну гор, видневшихся из Стойкиного двора, в них уже жила Турция. Гости снова махали руками, изображали у себя длинные носы, показывали наверх, то есть на небо. Гости говорили, дрожали под тепличной сеткой. Выжившая лягушка выпрыгнула из таза и, покачиваясь, допрыгала до человеческих ног – четырех босых, в белых, свалявшихся перьях, и двух в тапках на хлопковый носок. Девушка увидела лягушку, и ее вырвало. Стойка очнулась и по-болгарски пообещала вернуться. Она вышла из комнаты, прикрыла дверь. Пока искала вещи, она осознала, что это за люди. Месяц назад Васил из соседнего села рассказывал ей на почте, как его приятель провел из Турции через горы двух нелегальных мигрантов (откуда они бежали в Турцию, не говорилось). За тысячи евро приятель Васила должен был посадить их на машину и довезти до Софии, а оставил как раз здесь, неподалеку от Кирилова, пообещав забрать их на автомобиле, но не возвратился. Стойка тогда решила, что это очередная сказка, каких много рассказывал Васил, а сейчас подумала, что напрасно не закрыла дверь на засов, как всегда делала, когда запирала аистов.

Она вернулась с полотенцами, мужской одеждой и обувью (от мужа, который умер, и от сына, который уехал) и женской одеждой и обувью (ее), ведром и шваброй. Стойка часто помогала мужу с пациентами и из-за этого не была брезглива. Отдав гостям одежду на выбор, она хотела сама замыть пол, но гости вдвоем, очень быстро и слаженно убрали растекшуюся по деревянным доскам рвоту. Стойке понравилось, что они всё делали вместе, разделяя действия и ответственность, как две сработавшиеся части одного организма. Стойка проводила беженцев до ванной. Кирилово было современным селом, здесь давно уже появились условия – водопровод и канализация. Дом Стойки и ее мужа стал таким городским одним из первых.

Мигранты помылись и оделись – парень в сыновьи трусы, футболку и носки и мужнин свитер и джинсы, сыновьи ботинки, девушка в Стойкины джинсы, платье, сыновьи ботинки, а еще покрыла голову Стойкиным неношеным платком. Стойка переместила гостей за стол на кухне и хорошенько разглядела, пока они ели человеческую еду. Беженцы были юными, годившимися Стойке в дети, красивыми, похожими друг на друга, но так, как это часто бывает не от родства, а от сильной и взаимной любви. У парня не сошла с губ и щек еще юношеская пухлость, девушка, круглощекая и большеглазая, походила на красавицу, и, возможно, ей и была. Стойка заметила, что оба они так и не смыли с тел прилипшие аистовые перья. Она потерла свою кожу на запястье ладонью, объясняя так, что перья лучше было бы стереть. Девушка поднесла свою руку ближе к Стойке и оттянула кожу. Стойка увидела, что перья тянулись из пор. Она удивилась и спросила снова, где аисты, изобразив руками полет и длинный нос.