Он откидывался на тюфяки, нюхал ароматные соли, но грохот колес дормеза, скрип, щелканье кнута по спинам волов болью отдавались в голове. На зубах скрипела пыль, епископа укачивало. Ох, эта изнуряющая тряска! Поэтому он приветствовал каждую остановку – у недавно возведенного креста, у источника, в деревушке, возле частокола усадьбы знатного нормандца.
Походную мессу часто служили прямо под открытым небом. Паломники опускались на колени, вторили молитвам. После таких остановок, количество паломников все увеличивалось. Это радовало епископа, ибо каждый из примкнувших к шествию нормандцев свидетельствовал о возрождении в этих, завоеванных язычниками, землях религии истинного Бога, хотя Франкон и вынужден был смотреть сквозь пальцы, как те же паломники-христиане преклоняли колена и у придорожных святилищ прежних богов.
Большинство паломников были жителями деревень, они были бедно одеты, в простых дерюгах и босые. В руках – привычные дорожные посохи, на поясе – выдолбленные из тыквы бутыли с водой. Но были среди них и ехавшие верхом состоятельные руанцы, и несколько старых викингов, проживших слишком долго, чтобы рассчитывать на смерть с мечом в руке и пир в чертогах Валгаллы. Эти держались особняком, а следовавшие за ними рабы вели навьюченных мулов с поклажей, разбивали шатры, чтобы их господа могли расположиться со всеми удобствами.
Шествие передвигалось медленно, но без каких бы то ни было задержек и неприятностей. Возможность спокойного передвижения по Нормандии была еще одной заслугой язычника Ролло. Люди больше не боялись путешествовать, выезжать за ограду крепостей и усадеб, ибо каждый хозяин нормандских поселений обязан был выделять людей на патрулирование дорог для предотвращения грабежей. Поэтому те из северян, что были не охочи повиноваться Ролло и готовы были поживиться в его землях, вынуждены были покинуть Нормандию либо принять законы конунга, а разбойники перевелись из-за постоянной военизированной охраны дорог.
На десятый день шествие паломников вброд перешло реку Итон, стало двигаться вдоль ее берегов. Плиты большей частью здесь ушли в землю, кругом были бугры и колдобины, следы тащимого волоком леса и глубокие колеи от телег с углем. Кругом шумели старые дубы. Когда попадались хижины, из них выходили селяне – лохматые, в истертых шкурах и дерюге, грязные, полудикие. Они с интересом следили за процессией, открыв рты, дивились на парчовые хоругви, сверкавшие на шестах кресты. Глядя на крытую телегу-дормез с ковровыми занавесками, стаскивали колпаки, помогали подтолкнуть ее на ухабах. Вид вооруженных норманнов с секирами и дротиками у седла был для них привычнее христианских служителей, и они лишь дивились, когда монахи, помахивая дымящимся кадилом, начинали петь очередной псалом, а паломники нестройным хором подхватывали литанию.
«Это хорошее, богоугодное дело – возвращение мощей, – думал епископ, на ходу благословляя селян. – А то, что замысел франков провалился…»
Он знал, что это вызовет гнев, и мог понять почему. Несколько лет Ролло готовился к войне, огромное множество викингов стояли теперь под его началом, его связи с норманнами по всей Франкии – все это держало франков в постоянном напряжении. Любой, даже незначительный набег какого-нибудь решившего развлечься ярла, причинял им серьезный урон. А военная кампания этой зимой не на шутку напугала, хотя для Ролло, по сути, это было легкой пробой сил, небрежной демонстрацией осмелившимся обнажить оружие франкам, что их ждет в дальнейшем.