– Извини. Была не права. – Серьёзно говорит Алтынай через пару секунд, пронзительно глядя мне в глаза. – Позволь мне извиниться.

– Извинения принимаются, – киваю, протягивая руку к перевёрнутой пиале и возвращая её в нормальное положение. – Забудь.

– Мы же сейчас наедине? – зачем-то уточняет Алтынай, продолжая сверлить меня взглядом.

– Более чем, подтверждаю.

– Ну тогда ты действительно дурачок, – смеётся она. – Под «извиниться» я имела ввиду совсем иное. Как женщина перед мужчиной. У тебя когда последний раз была женщина? – Резко переходит на серьёзный тон она, поднимаясь и подходя ко мне вплотную. – Я тебе нравлюсь, как женщина?

– Неожиданно, – смотрю на неё широко открытыми глазами. – Даже не знаю, что и ответить.

– Говори, что думаешь, – пристально смотрит на меня Алтынай. – И что чувствуешь.

– Среди людей, где я жил раньше, девушка не считается взрослой до шестнадцати лет. И то, что предлагаешь ты, там считается преступлением. – Поясняю. – Я очень хорошо к тебе отношусь, но какая-то часть меня считает это недопустимым.

– Я тебя люблю. – Не отводит взгляда Алтынай. – Ты?..

– Я тебя тоже. Но то, что предлагаешь ты, у нас делают только со взрослыми девушками. В том числе и потому, что беременность, вынашивание и роды ребёнка в тринадцать лет ещё слишком большой груз для организма. Который только вчера был детским.

– Ну, даже ишаки и быки знают, что есть и другие способы, – размышляет Алтынай, не отпуская мою руку. – Если дело только в моей беременности…

– Так. Давай остановимся. Только Лолиты нам тут и не хватало… – бормочу, первый раз за всю жизнь не зная, что делать. – Ещё и с извращениями… Давай так. Ты согласна, что это слишком серьёзный шаг, чтоб решать всё вот так поспешно?

– Возможно, – недовольно морщится она. – Но я тебя обидела… Ты точно сейчас не говоришь мне «НЕТ»?

– Точно. Успокойся. Я искренне говорю тебе: давай не торопиться! Я согласен, что у вас взрослеют раньше, быстрее и стремительнее. Я согласен, что ты умнее многих, если не всех. Но я не могу в одно касание забыть законы своего народа, по которым жил много лет. И по твоей команде перестать чувствовать себя преступником там, где действия, по моим обычаям, считаются недопустимыми.

– Ладно. Ты прав, – неохотно вздыхает Алтынай и непоследовательно садится ко мне вплотную. – Я согласна, что тело не должно управлять разумом…

– Молодец, – обнимаю её, лихорадочно размышляя на непривычные темы. – Кстати, – вовремя спохватываюсь. – А как ты понимала всю эту толпу женщин и мужчин, дари и пашто, пришедших к тебе в шатёр?

– Ну они же не сошли с ума, чтоб идти в ханский шатёр туркан без переводчика, – пожимает плечами Алтынай. – Там одна женщина говорит по-нашему. На южном наречии, правда, но понять-то можно.

– А насчёт того, кто из нас дурачок… Знаешь, почему я вас не всегда понимаю? Ну, вот по крайней мере сегодня, и тебя, и Иосифа? Потому что я эту вашу угрозу голода не воспринимаю всерьёз.

– Почему? – удивляется Алтынай. – Ты не выглядишь ни маленьким, ни наивным…

– Потому что знания – великая сила. И человек прокормит себя, где угодно. Если есть знания, воля к победе и хоть сколько-то времени.