«Можно простить, — думал я, — но вернуть дружбу... На что он рассчитывал? На прощение и утешение? Возможно, со временем он получил бы и это от Гревила, но не от меня».

— Грев так и не понял, что произошло, — продолжал Просперо Дженкс свои мучительные воспоминания. — Это случилось неожиданно. Грохот падающего вместе с людьми металла. Все стремительно рухнуло вниз. Прямо на него. Мне даже не было видно Гревила. Я побежал через дорогу, чтобы вытащить его оттуда, там были тела... и он... он... Я подумал, что он уже мертв. Из головы текла кровь... металлический прут проткнул живот, а другой вонзился в ногу... это было... не могу... Я пытаюсь забыть, но эта картина постоянно встает перед глазами.

Я не отвечал, и, немного помолчав, он продолжил:

— Я даже не сдвинул его с места. Не смог. Было столько крови... поперек его ног лежал еще кто-то... кто-то стонал. Сбежались люди... потом — полиция... царил хаос...

Он опять замолчал, и я спросил:

— Когда приехала полиция, почему вы не остались с Гревилом и не помогли ему? Почему вы даже не помогли опознать его?

На какое-то мгновение на его искренне опечаленном лице появилась тревога, но он тут же справился с ней.

— Вы же знаете, как это бывает. — Он взглянул на меня с видом провинившегося ребенка, точно так же он смотрел на меня, когда признался в подмене камней. — Не хотелось впутываться, влезать во все это... Я думал, что он уже мертв.

В его словах мне послышалась какая-то ложь. Нет, он не лгал, что это случилось на его глазах: описание полученных Гревилом увечий было предельно точным.

— Вы просто... уехали? — грустно спросил я.

— Нет, конечно. Ни в коем случае. Полиция оцепила всю улицу и бесконечно долго брала показания, упоминая при этом об уголовной ответственности и о страховке. Но я не мог помочь им. Я не видел, почему рухнули строительные леса. Мне было дурно от вида крови. Сидя в машине, я ждал, пока нас выпустят. Грева уже увезли на «скорой помощи»... и железный прут все еще торчал из его живота...

От воспоминаний он почувствовал приступ тошноты.

— Вы же знали, что он еще жив, — заметил я. Он вздрогнул.

— Как? Откуда я мог знать?

— Они не закрыли его лицо.

— Он был уже при смерти. Это было очевидно. Ему пробило голову... и текла кровь...

«У покойников кровь не течет», — подумал я, но не сказал этого. Чувствовалось, что Просперо Дженкса вот-вот вырвет. «Интересно, как часто с ним это бывало за последние одиннадцать дней?» — мелькнуло у меня в голове.

— О чем вы говорили в гостинице «Оруэл»? — вместо этого спросил я.

— Сами знаете, — ответил он, украдкой взглянув на меня.

— Он обвинил вас в подмене камней.

— Да. — Он сглотнул. — Я попросил прощения. Сказал, что раскаиваюсь. И это было действительно так. Гревил понял это. Он спросил, почему я так сделал, зная, что все неизбежно вскроется. Но я не мог объяснить, я не думал, что он догадается. Я уже говорил вам.

— Ну и что же он вам ответил?

— Он укоризненно покачал головой, словно я был провинившимся ребенком. Гревил скорее был печален, нежели сердит. Я сказал ему, что, конечно, верну бриллианты, и просил простить меня.