– Верно, – произнес он безжизненно, – надо выбираться. Ладно, за мной.

Теперь он пошел медленнее, часто останавливаясь и раздумывая. Завалы были повсюду, но Степан все-таки нашел дверь, которая вывела их на металлическую лестницу с покореженными ступенями. Ожидание выстрелов становилось невыносимым, и Абросимов, весь сжавшийся в комок, не сразу понял, что ослепительный квадрат света, бьющего прямо в лицо – просто неяркая утренняя заря. Старик, все так же крепко прижимавший к груди портфель, не произнес ни слова, но когда они перешагнули через порог и оказались под открытым небом, судорожно не то всхлипнул, не то рассмеялся.

Внутренний двор форта был распахан снарядами, каменные плиты топорщились в разные стороны, во все стороны нелепо торчали рваные витки колючей проволоки. Нефедов постоял, зажмурившись, и осторожно открыл глаза.

Шагах в десяти стоял полковник Иванцов и молча смотрел на него.

Степан провел рукой по лицу, но видение не исчезло. Иванцов смотрел на него, и выражение лица полковника было непонятным, словно он очень хочет и не может поверить.

– Товарищ полковник, – сипло сказал Нефедов. Он поднес руку к голове, собираясь откозырять, но тут же вспомнил, что фуражки на нем нет. Тогда он опустил руку и повторил: – Товарищ полковник, старшина Нефедов…

– Вольно, Степан, – торопливо сказал Иванцов и быстро подошел, почти подбежал к старшине, – вольно. Живой!

Он крепко обнял Нефедова, а тот ответил тихо:

– Я-то живой. А вот мои…

Иванцов отстранился и глянул старшине в глаза. Потом опустил голову и хотел что-то сказать, но сбоку послышались легкие шаги.

– Старший…

– Ласс! – Нефедова как будто ударило током, он судорожно дернулся и повернулся к альву. Ласс был все так же спокоен, словно и не было подземного боя – только высокий лоб был перевязан свежим бинтом.

– А где… – старшина замялся, словно боясь произнести последние слова. Но альв понял его и повел головой в сторону. У ворот стояли носилки, и хмурый Никифоров аккуратно укрывал плащ-палаткой Турухая, лежащего с закрытыми глазами. Рядом курил Харченко, и еще двое в черных комбинезонах тихо разговаривали. Словно почуяв взгляд Степана, все они повернулись к нему и без улыбки покивали – мол, порядок, командир.

– Тэссер? – старшина неверяще повернулся к альву. – Остальные?

Ласс покачал головой.

– Никого пока что, – и молча отошел, подхватив свою винтовку.

В это время полковник Иванцов, пристально вглядывавшийся в заросшего бородой старика, вздрогнул и подошел к нему ближе. Тот, словно этого и ожидая, дребезжащим голосом обратился к нему:

– Извините меня! Но я ученый… Я археолог! Я был варварски, грубо захвачен немцами и был вынужден – понимаете, вынужден им помогать в их… э-э-э, шарлатанских раскопках. А теперь я прошу отправить меня домой. Я пожилой человек…

Иванцов, все это время не отрывающий глаз от лица профессора, теперь прервал его:

– Альфред Фогель?

Старик осекся на полуслове и отшатнулся. Иванцов подошел к нему вплотную.

– Альфред Фогель? Не узнаете меня?

– Простите, я не понимаю… – забормотал «профессор», но полковник уже подал знак двоим солдатам, которые подошли и встали за спиной старика.