Выстрелы трех снайперских винтовок альвов, перезаряжаемых с нечеловеческой скоростью, слились в одну очередь, но кран’тарена, на котором пули оставляли глубокие дымящиеся ямы, это почти не задерживало. Он развернулся, впившись глазами в старшину, и прыгнул.
«Хана», – Нефедов наконец-то вытащил штырь, но понял, что уже не успеет. И тут, пока оборотень еще летел, выставив вперед лапы, тьма над поляной рассеялась, и черное веретено рухнуло, воткнувшись оборотню в голову, которая треснула и развалилась на куски, точно перезрелая дыня. Веретено упало в мох, задымившийся и вспыхнувший, а старшина успел отчаянно крутнуться на траве, уворачиваясь от туши, рухнувшей рядом. Времени, чтобы лежать и отдыхать, не было. Чтобы чувствовать боль – тоже. Степан рванулся вперед и с размаху, точно кастетом, ударил кованым штырем в голову фигуре в балахоне, только-только протиравшей заплывшие глаза. Но перед этим он повернул штырь острием к себе, чтобы удар пришелся рукоятью. Только не насмерть! Фигура ткнулась лбом в землю и застыла, нелепо сложившись.
– Ласс, Тэссер, Тар’Наль! – крикнул старшина, чувствуя, как рвотные спазмы сотрясают все тело. Его и правда вывернуло наизнанку – основательно, до желчи, а когда он, отхрипев и отфыркавшись, поднял голову, чья-то рука подхватила его под локоть и легко вздернула на ноги. Рядом стоял Ласс и протягивал флягу.
– Вода? – хрипло спросил Нефедов. Стерегущий Спину еле слышно фыркнул.
– Нет, конечно, – констатировал Степан и потянулся к горлышку фляги. И тут же взвыл не своим голосом: альвийское питье точно бритвой полоснуло по разбитым губам и прикушенному языку. Он заставил себя сделать несколько глотков, чувствуя, как в голове начинает звенеть и возвращается ясность.
Из сырого мха, шатаясь, поднялся Казимир Тхоржевский. Вампир, и без того обычно бледный, сейчас был белым как полотно, с огромными черными кругами под глубоко запавшими глазами.
– Вообще-то, – сказал он, – я предпочитаю такого не делать… слишком часто. Сразу все за один раз – это даже для моего деда многовато будет. А это кто?
Казимир вяло махнул рукой в сторону человека в балахоне. Да, теперь было точно ясно, что это человек. Небольшого роста, толстый, с плешивой головой, он уже начал приходить в себя и теперь стонал, ворочаясь в измызганном и заблеванном мху. Альвы подхватили его с двух сторон, а Ласс, бесшумно появившийся сзади, выдернул из кожаного футляра стиалл[24] и всадил человеку куда-то чуть ниже затылка. Тот обмяк и уронил дрожащие руки, которые повисли плетьми. Нефедов облегченно вздохнул – теперь он не опасался, что колдун (а в том, что это колдун, старшина почти не сомневался) выкинет неожиданный фортель.
– Так, – сказал он, оглядывая поляну. Красный мох уже начал увядать, осыпаясь бурыми хлопьями на два куска шерсти и шкуры, прикрывавших кости. Кран’тарен никогда, даже после смерти не превращается в человека, он просто высыхает, точно бурдюк, из которого выпустили воду. Старшина поглядел на болтающегося в каменных руках альвов человека.
– Кто такой? Ну? – спросил он. Плешивый пошевелил распухшими от укусов губами.