На этом месте все заводились с пол-оборота. Конечно, если не было Елены. Женщины — несмотря на витаминную кормежку и обязательство купить то и се — осуждали Елену. При муже три раза думаешь родить, а потом таки скажешь: «Нет, ни за что!» А без мужа — это уже какой-то сдвиг по фазе! Ни больше ни меньше. Старшей, Алке, сколько всего надо, а тут еще другой неимоверный расход. Мать на пенсионном выдохе. Вдова. Яко наг. Яко благ.

Но самый главный вопрос был — кто? Елена народом в романах замечена не была, на курорт не ездила и то, что эту тему она замолчала как бы раз навсегда, будоражило «сестер».

— Устроила «Санта-Барбару» для бедных, — возмущались они. Но приходила Елена, и они доставали баночки с «домашним», что для своих детей и внуков, и кормили щедро, но и жалостливо тоже. Как убогую. И надо честно сказать, второго было больше.

Елена в этот период мало интересовалась Алкой, чему та была несказанно рада. Она училась абы-абы, только чтоб не расстраивать мать. Чтоб не расстраивать бабушку — уже не получалось.

Одним словом, к этой зиме каждый пришел в одиночестве. Кулачев страдал от него открыто, горько. Катя, счастливая оттого, что он стал ночевать дома и забросил дядькину квартиру, постепенно понимала, что ничего у нее с мужем не образуется. Никуда не исчезает стылость отношений, никаким общим ужином она не заедается.

Лежа в одиночестве на широкой семейной кровати, она вполне резонно размышляла, что если эта тягомотина не кончится, то лучше бы все треснуло в окончательном разрыве. Что это за ворожба такая, что возвращает мужа так, что как бы лучше и не возвращала?

И тогда в голову Кати вползла, как вошь, совсем уж идиотская мысль — сестрички-ведьмачки решили извести Кулачева, чтоб не достался никому. Катя кинулась в поиск средств против этой порчи. Нашла какого-то «засекреченного спецслужбами» специалиста и скормила ему приличные денежки, а Кулачев как спал отдельно, так и спал, как сосал валидол, так и сосал. «Какая же я идиотка», — сказала себе Катя и позвонила «засекреченному», что «у них все хорошо и они уезжают отдыхать на юг».

— Это был простой случай, — важно сказал «засекреченный». — Стоило перерубить канал влияния…

«Задница! — сказала Катя, бросая трубку. — Засекреченная задница! Чтоб тебе канал перерубило». — Мария Петровна не позволяла себе распускаться, но попробуй не позволь. Она была озабочена сугубо материальными расчетами, и ей казалось, что она придумала выход. Когда Елена родит, ее надо будет забрать «со всеми детьми» сюда, в старый дом, где уже многие рождались и умирали. Жить одной семьей будет легче, а квартиру Елены надо будет сдавать на тот период, пока… Пока что — в голове не прорисовывалось. Жизнь впереди не виделась ясной, но хотя бы на первое время это выход из материальной ловушки. Теперь была задача сказать об этом Елене, ведь не знаешь, что у нее в голове и как она все воспримет. Тут главное, чтоб Елена не сказала: «Вот и переезжай к нам. А свою квартиру сдавай».

При одной мысли об этом у Марии Петровны возникала острая боль, и хороший выход таким уже не казался. Она ведь кулачевскую отделанную квартиру так и не восприняла, потому что знала — ей в ней не жить. Только бы Елена не упиралась, только бы согласилась без условий.