«Как у тебя дома? Может, заглянешь ко мне? После нашей встречи я провалялся два с половиной месяца в госпитале. А теперь — снова в халате».

Эту записку я получил от Яши Гибеля. У него плохо с венами.

А сколько я знаю Яшу?

Тридцать лет.

Время!!! — его не остановить.

И я начинаю искать глазами среди праздничной молодости его сына, его дочку. Я знаю, что они здесь, на набережной, но как их найдешь, они все в радости одинаковы.

Я знаю одно, что радость общения свойственна и необходима для всех возрастов. Душа человеческая черствеет в одиночестве, вырождается — ей непременно нужно общение, ей обязательно надо ломать стену отчуждения, отыскивать схожесть в других людях.

А впрочем, все надо по порядку.

Ты только что прочел очерк «Твои, Гангут, кавалеры». Напоминаю, что оборона Гангута была одной из примечательных страниц минувшей Великой Отечественной войны. На полуострове был гарнизон до 30 тысяч человек. И этот гарнизон железно продержался 164 дня и в ночь на 3 декабря 1941 года ушел с Гангута непобежденным. А его солдаты на Ленинградском фронте показали потом чудеса храбрости и никогда не знали отступления. С тех пор прошло три десятилетия!

Что может быть вернее и чище солдатского братства, где наивысшая способность человека в трудную минуту жертвовать собой ради жизни других, ради своего единственного Отечества была неписаным законом.

Мы люди, а не каштаны, мы помним, к счастью нашему, о прошлогодней листве, мы не можем жить без этой памяти.

Однажды мы собрались. Это у нас стало традицией — собираться каждый год в Ленинградском Доме офицеров. Съехались ветераны со всего Советского Союза. Из Москвы и Таганрога, из Одессы, с Украины и из Сибири. Зал на тысячу мест был набит битком пожилыми, лысеющими людьми, украшенными шрамами и наградами Родины. И когда почетный председатель нашего солдатского братства, бывший командующий нашим гангутским гарнизоном генерал-лейтенант Сергей Иванович Кабанов поднялся в президиуме во весь свой богатырский рост и скомандовал: «Смирно!», — зал встал, и я увидел свою военную юность во всей ее подтянутости и стройности.

За плечами каждого стоящего в зале стояло тридцать человек. Где они?

В безымянной могиле на полуострове  Г а н г у т. Под свинцовой водой Балтийского моря. На левом берегу Невы под Марьиной Рощей, где мы встретились во время прорыва блокады с Волховским фронтом.

На Синявинских высотах. Под Красным Бором. На Вороньей горе. Под Нарвой. На Карельском перешейке. В топкой земле Курляндии.

— Почтить память павших за Родину минутой молчания!

И в зале возникла такая тишина, что было слышно, как в руках Сергея Ивановича армейский секундомер отсчитал ровно шестьдесят секунд вечности, и вся моя жизнь уместилась в этот, наполненный великим смыслом, отрезок времени.

А что было потом?

Мы вглядывались друг другу в глаза и спрашивали друг друга о третьем друге, которого нет и не будет. Потом сели за столики, разбившись по батальонам, по ротам, по батареям, по катерам и эскадрильям. Потом Коля Осин рассказывал мне об этом пире ветеранов коротко и выразительно.