— Все будет по воле Божьей.

— Или по воле короля, — ответила она с сарказмом, — что, как предполагается, одно и то же, поскольку он обладает божественным правом. Что бы я хотела знать, так это почему мне не сказали об этом обвинении, даже не намекнули, что вы замешаны в таком преступлении.

Его улыбка была мрачной.

— На это легко дать ответ. Нет никакого преступления.

— Тогда все это ошибка.

Он наклонил голову, подумав о нежном и беспомощном младенце, которому он помог появиться на свет.

— Я молюсь о том, чтобы так и оказалось.

— Кто мог обвинить вас? У вас есть идеи?

— Ни единой.

— Но был ребенок?

Рэнд не ответил. Он поклялся молчать. Он не нарушал клятвы.

— Вскоре после того, как Генрих прибыл из Босворта в прошлом году, — заметила леди, не отрывая взгляда от его лица, — ходили слухи о француженке, которая высадилась с ним в Уэльсе и путешествовала в его обозе с багажом. Она никогда не появлялась при дворе официально, возможно, из-за его скорого обручения с Елизаветой Йоркской. Генрих не хотел, чтобы что-то помешало ему жениться на дочери Эдуарда IV, так как это обещало прибавить законности его притязаниям на трон... — Она нетерпеливо нахмурилась. — Не смотрите так встревоженно, никто не может нас услышать!

— Не ваша прелестная шейка может пострадать, если Генрих будет недоволен, — сказал он с сухим упреком, — хотя может быть и она, если вы продолжите в этом ключе. То есть если вам как знатной женщине не предложат благородную казнь.

Она проигнорировала последнюю остроту.

— А как еще можно говорить? Я только говорю правду.

— Правда — это то, что провозгласит король.

— Так цинично. Я не знала, что вы были при дворе достаточно долго, чтобы так говорить.

Он посмотрел вперед, где первые наездники их длинной кавалькады приближались к небольшому ручью, чтобы перейти его вброд. На лугу пел жаворонок, и теплый ветер обдувал пшеницу, которая ждала жатвы, так что она качалась, как золотое море. До них доносились запахи созревающего зерна вместе с пылью от их переезда и едва уловимым ароматом спеющих ягод с живой изгороди вдалеке.

— Я служил двору Генриха задолго до того, как он достиг берегов Англии в прошлом году, — сказал он наконец. — Этого было достаточно.

— Тогда дело в том, что вы покинули короля по своей собственной воле. Возможно, поэтому он приказал привезти вас обратно. Те, кто носит корону, зачастую относятся подозрительно к людям, которые удалились от их августейшей особы.

— Одинаково опасно и приближаться слишком близко, и оставаться в стороне. Что же делать мирному человеку?

Она смотрела на него долгое мгновение, прежде чем сказать:

— Вас действительно не заботит жизнь при дворе.

— Я предпочитаю Брэсфорд, где мои труды имеют ощутимое значение, где есть время понаблюдать за рассветом, за дождем, склонами гор и толстыми овцами в полях.

— Фермер все-таки, — пробормотала она еле слышно. Через мгновение она нахмурилась. — Брэсфорд достаточно изолирован, чтобы стать прекрасным убежищем. Король не захочет, чтобы его жена узнала, что у него была любовница, которую он прятал в каком-то укромном месте. У него будет ребенок, вы же знаете. У королевы, я имею в виду.