– Комсомольцы жаловались, – обтекаемо ответил он. – И Бураков наш… – он не стал говорить о белой горячке и выразился иначе: – в переплет попал. Непорядок? Непорядок. Разобраться надо…
Разбираться Опалин собирался так: отыскать обувь Сергея Ивановича и проверить, насколько размер бывшего хозяина совпадает со следами, которые Иван видел под своим окном. Кроме того, он решил, что найдет Дарью, по которой вздыхал Кирюха, и допросит ее на предмет того, действительно ли она подбила его забраться в усадьбу ночью и зачем это сделала. Однако Опалину пришлось пересмотреть свои планы, потому что к нему потянулись ходоки.
Первым визит нанес Глеб Проскурин. Он в подробностях рассказал о том, что вчера произошло в избе-читальне, заявил, что настроения в деревне зреют контрреволюционные, и потребовал немедленно принять меры. Когда Иван отказался, объяснив, что к его компетенции относятся исключительно дела уголовные, Глеб побурел лицом и прозрачно намекнул, что будет на него жаловаться.
– Ты со своей бабой разберись сначала, – посоветовал ему Опалин, решив отбросить церемонии и поставить собеседника на место. – А то всем указываешь, что они делать должны, а сам…
– Семья – мещанский, отживший свое институт, – огрызнулся комсомолец. Чувствовалось, что эта фраза для него привычна и что прежде он повторял ее десятки раз. – И вообще, мои личные дела тебя не касаются…
– Нет у тебя никаких личных дел и быть не может, раз ты представляешь комсомол, – объявил Опалин в порыве вдохновения. – На тебя люди должны смотреть и пример с тебя брать. Задумайся, какой пример ты им подаешь? Потребительского отношения к женщине? Тебе – удовольствие, а ей что? Аборты? Здоровье гробить? Свинья ты, Глеб – я по-товарищески тебе говорю…
Проскурин нервно подергал челюстью и удалился, но даже по его спине Опалин видел, что он не на шутку разозлился. Иван доел запеканку, которую приготовила Лидия Константиновна, и стал пить молоко, но тут явился новый визитер, которым оказался Пантелей Никифоров. Он мял в руках картуз и сбивчиво стал говорить о том, что Кирилл с рождения был дурачком и что он не понимал, что делает, когда забрался в усадьбу.
– Ну он же не сам забрался, верно? Его подговорили? – спросил Опалин.
Пантелей с жаром подтвердил, что это все происки Дарьи, которая вместо того, чтобы дать его племяннику от ворот поворот, дразнит его и вьет из него веревки. А все потому, что Дарье нравится дохтур, а он ее не замечает.
– Это доктор Виноградов, что ли? – удивился Опалин.
Пантелей кивнул.
– Мы грешным делом думали, что ей фельдшер приглянулся. Она все время на приемы в больницу таскается – то одно, то другое… Но к фельдшеру она не ходит, только к дохтуру. А к ней уже несколько ребят сваталось. Хорошие, один так вообще непьющий… А она все отцу одно и то же – не пойду да не пойду.
– А Игнат что?
– Кузнец-то? Он сам с норовом, ему приятно, что она в него пошла. Только посмеивается. Но за дохтура он, конечно, ее не отдаст. Такой зять ему не нужен…
Когда Пантелей удалился, Опалин поднялся из-за стола и отправился прогуляться. Он дошел до луга, на котором росла трава ему по колено, и остановился, глядя на сиреневые колокольчики. Неподалеку от них рос нежно-голубой цикорий, и невольно Опалин залюбовался. К декоративным цветам он был вполне равнодушен, но некоторые полевые растения трогали его до глубины души.