– Может быть, поговорить с ее родителями? – предложила Алка.
Сейчас, когда к ней вернулось осознание ее исключительности, она чувствовала себя взрослой и серьезной.
Яков помолчал.
– Наташа – сирота, – сказал он после паузы, – до восемнадцати лет я был ее опекуном.
Пока Алка переваривала эту информацию, Яков не произнес ни слова. Сопел в трубку.
– Наверное, она малость ревнует, – продолжил он.
Алка не знала, что сказать.
– Но только ты ей этого не говори, – тихо попросил Яков, – я очень за нее переживаю.
У него был такой голос, что у Алки защемило сердце. Вот бы ее отец хоть раз поговорил с ней по-хорошему, вот бы он так же нежно о ней отозвался, вот бы он так заботился о ней, Алке.
А дома было холодно и пусто. И трубку папа традиционно не брал.
Рассказывать, как Алка бросалась под колеса машин, было мучительно стыдно. Но Яков слушал с таким искренним участием, что постепенно Алла выдохнула и к концу даже слегка поиздевалась над собой.
Яков стеба не оценил.
– Да, Алла, – покачал он головой, – нам с тобой еще учиться и учиться…
У Аллы за десять с лишним лет к слову «учиться» выработалось стойкое отвращение. Она тут же ощетинилась:
– Между прочим, вы говорили, что я – кризисный менеджер! А я… почему я облажалась в кризисе?!
Яков Ильич выслушал все упреки с очень серьезным видом, кивнул и начал загибать пальцы:
– Во-первых, ты еще не кризисный менеджер. Хотя задатки у тебя есть. Во-вторых, на каждого кризисного менеджера найдется проруха. И в-третьих… а ты уверена, что это был кризис?
– Ну… конечно, – растерялась Алка. – Сплошной кризис! Тормоза визжат, все орут…
Яков по-отечески покачал головой.
– Это, прости, бардак, а не кризис. Кризис – это препятствие на пути к цели. Ступенька на лестнице. Барьер перед финишем. А у тебя… какая у тебя была цель?
«Повыпендриваться!» – чуть не ляпнула Алка.
– Доказать Валере… ну и себе… что я крута.
– «Доказать» – это не цель. Вернее, цель, но не настоящая. Поэтому твой мозг и не мобилизовался.
– И что теперь? – насупилась Алла.
– Будем тебя шлифовать.
Наконец Алка узнала, чем занималась вся их шайка-лейка, когда не лечила ее от суицида.
Больше всего времени и сил отнимала слежка за подопечными (как называл их Яков). У каждого потенциального самоубийцы в телефоне стоял жучок. У некоторых еще парочка была установлена в квартире. Даже в ванной.
(«Не волнуйся, – успокоила Алку Панта, – у тебя не было. Только камера в пингвине. Мы в тебе были уверены… почти».)
Жучки передавали звук и видео 24 часа в сутки. И всегда кто-то отсматривал видео. Чаще всего – Пантера, реже всего – Земекис. Алку тоже начали привлекать, хотя ее бесило часами напролет пялиться в монитор и слушать всякую ерунду.
Изредка – не каждый день – на подопечных оказывали «точечное воздействие». Хантер, Панта, а то и сам Яков «случайно» встречались с суицидниками и ловко направляли их мысли и действия в нужное русло. Вот это Алке нравилось больше, но ее пока к людям не подпускали. Пока участие Аллы ограничивалось только походами в магазин за едой для всей компании.
Хотя, если честно, обычно еду заказывали по интернету.