Золотые песчинки меланхолично сыпались сквозь мои пальцы, сыпались и сыпались. Золотой россыпью, соединяя все вокруг. Сыпались и журчали. Весь день я отдавался этому порыву. Я предавался этому наслаждению с таким блаженным видом, вмиг оказавшись точно уж не здесь. А песчинки сыпались, лились, бежали, плакали, струились так долго и с таким упорством… Наверное, вы все давно уснули.
Ты потерялась. Все остальное, происходившее в течение последних суток, я помню сквозь отражение твоих обоженных глаз. Дождливый город, размытые канавы, тепло — рука в руке, сумерки сгущались над городом, насмехаясь. Ночь…
Ночь. Вернее. Внезапно умерший закат. Еще точнее — плакучая морось, как ива наклоняясь. Я в доме, старом запущенном доме, забытом богом и людьми. Обсыпающаяся штукатурка, чернеющие глазницы стен, скрипящие лестницы, узкие проходы между пространствами, этими параллельными мирами, занимаемыми лишь мной. Приходя сюда и укрываясь тишиной и темнотой, моими единственными друзьями, я задумываюсь о том, что здесь явно водятся привидения невинно убиенных моей рукой.
Все это лицедейство высочайшей пробы. Как скользко. И черная волна, накрыв своим теплом, приносит облегчение от радости земного бытия. Я кроток перед ней и безотказен. Повиновение унесет в бездонный омут. Я верю, что когда-нибудь меня подхватит волной чистого прибоя. Да так, чтоб задохнуться на секунду от удивления и давно забытых ощущений.
А сейчас — вокруг лишь тлен…