— Девочка моя. Мой безумный дар, — шепчу в волосы, притягивая к себе еще крепче.

Спит.

Отрубилась моя девочка. Но мне не важно.

Кажется, будто все равно меня слышит. Не словами. Душой.

— Эта война закончится. Все заканчивается. Мы будет так счастливы, как тебе и не снилось.

Я, блядь, сделаю для этого все. Все, чего бы мне ни стоило.

Лежу рядом с ней, оглушенный.

Никогда такого не чувствовал. Никогда не знал. И сердце, блядь, на ниточках будто висит. К ней срывается.

Посреди войны я нашел свой оазис. Свой остров, где, блядь, впервые стал счастлив. И мне нужно, чтобы она была. Была всегда.

Осторожно поднимаюсь, стараясь не тревожить ее сон.

Не привык говорить, не привык рассказывать ни о чем. Да и не нужно. Ей тревог прибавлять — последнее дело. Тем более, в дела наши, мужские, посвящать.

Женщина, она как солнце, от всего этого подальше должна быть.

Тем более, она. Ее ограждать от всего надо.

Целую в волосы золотые, разметавшиеся. Как в последний раз вдыхаю. Не запах, ее саму.

Оставляю рядом на тумбочке простенький телефон.

Я верю. Я глазам ее верю. Лишнего не скажет и звонить не станет куда не стоит. Да и куда ей звонить?

Хрен знает, куда нас с этой мутью занести успеет. Сейчас на прием вроде отправляемся, но кто сказал, что и на нем не откроется пальба? Времена такие.

А так. Хоть голос ее в последний раз смогу услышать. Вдохнуть, если что случится.

— Спи, маленькая, — шепчу, гладя шелковую кожу. Она вся будто мной пропиталась. Вся моя. — Все будет хорошо….

И сам себе слово даю.

Война должна закончится.

Я не позволю, чтобы как у Назара вышло. Если есть хотя бы малейший шанс.

Где бы мы ни были, чем бы ни занимались, а выглядеть должны так, как будто у нас вся сила.

Все это понимаем, когда втроем заявляемся на очередной прием.

Все знают, что наметился раскол. В каждых глазах читается неизбежность и неизвестность. Все напряжены донельзя и каждый тщательно следит за тем, что происходит.

При этом выглядя так безупречно, как будто теперь — наши золотые времена.

— Влад, — не успеваю подойти к очередному гостю, как меня перехватывает Санников.

Подхватывает под локоть и утаскивает в одну из свободных комнат.

И, как бы мне ни нужна была сейчас его поддержка и то партнерство, которое намечалось прежде, а глаза сами наливаются кровью, стоит только вспомнить, как он к Даше моей прикасался. И кулак сам сжимается.

— Остынь, твою мать, — Стас все видит и, видимо, понимает, — так на меня сработала пустая комната. — Это я, если разобраться, рожу тебе начистить в ответ должен.

— Это была моя женщина, — бросаю в ответ сквозь стиснутые зубы.

— Ну, кто ж знал? — криво усмехается, не верит. — У тебя, Север, таких твоих… — присвистывает. — до хера и намного даже больше. Вон, еще одна. Твоя. Войти хочет.

Оборачиваюсь, разглядывая свою очередную красавицу. Новенькая. Огненная. Во всем огненная Рокси. Во всем огонь — и в волосах и в страстном теле. Сам пробовал, когда брал к себе. Дым из ушей шел, такая умелая.

Отрицательно качаю головой. Приходится повторить, — не уходит, топчется у двери, пока я решительно не закрываю ее перед самым лицом Рокси.