— Таким был план. Да. Все должны были поверить в то, что я мертв. Все до единого, Даша. И даже ты. Мне нужно было, чтобы ты вышла замуж за того единственного, кто мог обеспечить тебе полную безопасность. Чтобы уехала. Подальше отсюда. Пока все не закончится.

— Но…

— Нет, Даша. Нет. Если бы ты знала, что я жив, ты бы с места не сдвинулась. Ты бы осталась здесь. Я ведь слишком хорошо тебя знаю, моя девочка. Слишком хорошо. Да, пришлось сделать тебе больно. Но разве это слишком высокая цена за твою жизнь? Твою и… Нашего сына?

Черт.

Голос сбивается, когда говорю о нем. Руки сжимаю в кулаки.

До их пор помню его запах. Там, в родильном отделении. Когда пробрался тайком и на руках держал. И ее… Какой она тогда была… Самой родной. Самой любимой. Только в тот миг и понял, как люблю ее. На новую грань, на запредельный, сумасшедший виток моя любовь тогда вышла. Хоть раньше казалось, что любить сильнее просто невозможно!

Не знал, когда отпускал ее, когда за Санникова замуж выдавал, что она беременна. Не знал. Не почувствовал, блядь!

А если бы знал? Смог бы отпустить?

Не смог бы. Никакая сила не заставила меня тогда оторвать их от себя. И без того с мясом отдирал, без кожи остался.

Но тогда ни Даши, ни сына уже бы не было. Ни хрена тогда все не закончилось. Только началась настоящая война. Здесь ни за что бы не уберег. Да и в любой точке мира. Только широкая спина Санникова и спасала их обоих все это время. А без него…

Некого было бы мне сейчас к себе прижимать. Да и меня уже, возможно, не было бы.

— Мне не казалось. Ты приходил! Приходил! И тогда, по ночам, после родов! Ты и правда тогда стоял у кроватки Влада! Ты! Ты был на пляже! В саду дома Стаса!

— Да, Даша, — в горле пересыхает окончательно. Из него вырывается один только глухой хрип.

— Я приходил. Я не мог. Не мог отказаться от вас даже на какое-то время! Свихнулся бы, если бы не обнимал тебя, пробираясь как вор, по ночам. Если бы совсем не видел. Если бы к сыну хоть раз не прикоснулся бы! Как только выдавалась возможность, выбирался. Тайком. Под чужими именами, иногда в виде груза частных самолетов друзей… Каждый раз, когда появлялась малейшая возможность, я был рядом.

— Но почему?!!! Почему ты не подошел? Почему ни разу за все те ночи, что прижимал меня, спящую, к себе, не разбудил? Не успокоил? Не сказал о том, что происходит? Я бы ждала, Влад! Я бы, мать твою, вечность тебя бы ждала, пока ваша эта проклятая война не закончится! Но я бы знала, что ты вернешься! Что рано или поздно будешь с нами!

Только усмехаюсь. Нерадостно совсем.

Какие гарантии в нашей жизни, что эта секунда — не последняя? Как я мог вложить в ее сердце призрачную, обманчивую надежду?

Она пережила уже однажды мою смерть.

Тяжело пережила, я ведь все видел. Ее боль отдавалась в моем сердце. Заставляла самого выкручиваться от боли. До хруста сжимал зубы и кулаки, чтобы не броситься, не сказать правды, не успокоить. Долбанным палачом себя чувствовал.

Но я знал и другое.

Пока Даша беременна, она не позволит себе отдаться этой боли полностью. Она будет держаться ради нашей новой жизни, что растет в ней.