Пол опускается на что-то вроде твердого дна, глубоко утопленного в землю, и с легким скрежетом останавливается. Здесь темно, как в могиле, и я чувствую простыни вокруг своего тела, которые не дают мне дышать. Пока я развязываю простыни, пол небольшими толчками трогается вперед. Под ним что-то вроде роликов, которых я не слышу. Я не могу даже расслышать дыхания ребят, спящих вокруг меня, и я постепенно осознаю, что рокот становится таким громким, что, кроме него, я больше ничего не слышу. Должно быть, мы оказались в самом его центре. Я принимаюсь извиваться под этими чертовыми простынями, которые связывают меня крест-накрест, и почти ослабил их давление, когда стена заскользила вверх, явив глазу огромную комнату с бесконечным множеством машин в окружении потных мужчин с обнаженными торсами, бегающих бесшумно туда-сюда с застывшими, пустыми лицами в отсвете огней от сотен раздутых печей.
Все, что я вижу, выглядит так, как и звучало, словно внутренность гигантской матки. Огромные медные трубы исчезают где-то во тьме. Провода бегут к трансформаторам, которых не видно. Смазка и окалина покрывают все, окрашивая сцепления, моторы и динамомашины красным и угольно-черным.
Работники двигаются одинаковыми короткими шагами, без напряжения, они перетекают, словно жидкость. Никто не торопится. Кто-то задерживается на секунду, трогает циферблат, нажимает кнопку, поворачивает выключатель, и половина его лица вспыхивает белым светом от вспышки искр, и двигается дальше спокойными шагами вдоль гофрированного железного прохода, минуя друг друга. Так гладко и так близко, что я могу слышать соприкосновение их мокрых боков — словно лосось бьет хвостом по воде, — и снова останавливаются, чтобы повернуть очередной выключатель и двинуться дальше. Они мелькают во всех направлениях, там, где достает глаз, эти мгновенные картинки мечтательных кукольных лиц работников.
Неожиданно один из рабочих, закрыв глаза, падает. Двое его товарищей подбегают, сгребают его и бросают в печь. В печи взметнулся огненный шар, и я слышу треск лопающихся трубок, смешивающийся с шумом и лязгом остальных машин.
Дверь спальни скользит в шахту, приблизившись к машинной комнате. Я вижу, что прямо над нами — одна из таких штук, какие можно увидеть в мясной лавке, на роликах и на рельсах, чтобы передвигать туши из холодильника к столу мясника, не особенно утруждая себя. Двое парней в черных брюках, в белых рубашках с завернутыми рукавами и тонкими черными галстуками протягивают переход над нашими кроватями, жестикулируя и переговариваясь друг с другом, их сигареты оставляют в красном свете длинные светящиеся следы. Они разговаривают, но вы не можете разобрать ни слова из-за шума, в котором тонут их голоса. Один из парней щелкает пальцами, и ближайший из работников, резко повернувшись, припустил к нему. Парень указывает мундштуком на одну из кроватей, и рабочий трусит к стальной стремянке и добирается до нашего уровня, где скрывается из вида между двумя трансформаторами, огромными, словно подвалы для картошки.