Однажды Карна принесла на чердак платье, но бабушка отказалась надеть его. Карна положила куклу в старую детскую коляску и стала катать ее по чердаку, словно не заметив, что бабушка не в духе.

Но это не помогло, и Карна решила поговорить с бабушкой.

— Ты должна надеть это платье, — сказала она.

На чердаке было тихо, если не считать тех звуков, что долетали сюда через открытый лаз.

Карна слышала, как внизу Анна играет что-то быстрое. Словно ей было очень весело.

В балку над головой Карны было вбито много крюков. Там висели старые лампы с черными стеклами. Карна даже не видела, есть ли в лампах фитиль.

От некоторых аккордов Анны лампы начинали звенеть. Это было так странно, что Карне захотелось плакать.

— Пожалуйста, надень платье, — попросила она бабушку. — И я тоже что-нибудь надену.

Наконец платье шевельнулось, приобрело объем. Поднялось. Зашелестело. Запели браслеты.

— Теперь у нас на кухне нет больше Олине, — быстро сказала Карна.

Бабушка не отозвалась.

— Почему ты не отвечаешь, когда с тобой разговаривают? — строго спросила Карна.

Но это не помогло.

— Никто не хочет быть моим!

Лампы снова звякнули. Но совсем тихо.

Тогда бабушка встала и подняла вверх руки. Это вызвало легкое дуновение. В углу над кривым комодом заколыхалась паутина.

— Иди сюда! — шепнула бабушка.

Карна встала и схватилась за бабушкину юбку. Они вместе затанцевали.

— Ты сегодня не будешь со мной разговаривать? — спросила она у бабушки.

— Тс-с-с! — шепнула бабушка, кружась вместе с ней.

Карне пришлось уступить. Танцевать с бабушкой было так приятно! В конце концов у Карны закружилась голова, и бабушка подхватила ее в свои объятия.

Порой Карна не находила себе места. Особенно когда думала об Олине.

Вьющиеся розы уже завели свою жалобу. Их колючки и сухие ветки противно царапали окно комнаты, где спала Карна. Звук был близкий, скрежещущий, надоедный.

Но что-то в розовых кустах и в музыке моря было общее. Их звук сметал снег с веток и заставлял ветки царапать стекло. Некоторые листья свернулись и стали жесткими, но еще держались между темными гроздьями роз.

До того как пошел снег, листья были красные и мягкие. Как кожа. От дождя они тяжелели. Но это было давно.

Однажды Анна положила ее пальцы на черные и белые клавиши и засмеялась, когда Карне удалось извлечь из пианино звук.

Папа почти всегда был веселый. Наверное, оттого, что Анна не уехала с пароходом.

Карна спросила, как было на шхуне, когда они поженились. Они переглянулись и засмеялись.

Ей это не понравилось.

Папа посадил ее к себе на колени и сказал, что теперь ее мамой будет Анна, потому что мертвая Карна мамой быть не может.

Тогда Карне пришлось прямо сказать им, что у них уже есть настоящая Ханна.

Папа рассердился.

И Карна поняла, что не следует произносить двух слов: дедушка и Ханна. Теперь всякий раз, когда она думала об этих словах, у нее перед глазами вставали замерзшие вьющиеся розы за окном.

Мороз был как темнота, как ночь. Он появлялся неожиданно. Интересно, откуда?

Вениамина и Анну пригласили в гости к пробсту. После обеда пробст заговорил о тяжелом положении школьного комитета в их приходе. И о малопригодном для своей должности инспекторе, которого никогда не было на месте, если что-то случалось. Инспектор как раз недавно подал просьбу освободить его на осень от его обязанностей — ему необходимо выкопать картошку и кое-что сделать по дому.