Обольщение! Это слово было дротиком, угодившим в «десятку», фишкой, брошенной на выигрышный номер. Глеб собирался разжечь в Варе не уютный огонь любви, а дьявольское пламя страсти. Она поняла это и молча согласилась. До отеля они брели, словно двое пьяных – поддерживая друг друга и поминутно останавливаясь, чтобы снова начать целоваться. Варя не помнила, как они добрались до лифта, не посмотрела, кто стоит за конторкой и не шныряют ли вокруг репортеры.

Не договариваясь, они отправились в ее номер, и как только вошли и включили свет, Глеб немедленно хлопнул ладонью по выключателю, чтобы снова погасить лампы. Варе казалось, все происходит не с ней, что это не она сейчас поддается нажиму, разрешает Глебу расстегивать, развязывать, стискивать и гладить. Несмотря на целеустремленность, он не забывал целовать ее в макушку, в шею и плечи, зарываться носом в волосы. «Пусть, – думала она. – Пусть все уже случится, наконец. Наступит определенность». Ей хотелось, чтобы размытый мир снова обрел четкость, а она сама – уверенность в себе, потерянную цельность.

Глеб провел руками по ее бедрам, и Варя закрыла глаза, чтобы темнота стала еще чернее, еще невообразимее. Почему-то именно сейчас ей снова вспомнилась баронесса. «Красные флажки, красные флажки, – попросила она, обращаясь неизвестно к кому и к чему, – помогите мне! Счастье или несчастье меня ждет? Если счастье – пусть ночь будет длинной и сладостной. Если несчастье – пусть все закончится прямо сейчас». Впрочем, она точно знала, что остановить Глеба не сможет уже ничто – его руки стали тяжелыми, губы злыми, дыхание прерывистым и хриплым. Варя выгнулась, откинула голову…

И в этот момент услышала, что снаружи, с улицы кто-то стучит в стекло. Сначала она даже не поняла, что этот стук призывает ее, велит подойти к окну. Но он повторился! Некто, находившийся за стеклом, начал скрестись и возиться, потом трясти раму, пытаясь попасть внутрь. Глеб, в конце концов, тоже услышал посторонние звуки. Варя могла бы поклясться, что он даже зарычал, словно волк, упустивший добычу. Вместо того чтобы испугаться или расстроиться, она негромко засмеялась. И сказала вслух:

– Значит, несчастье…

– Что это такое? – резко спросил Глеб. – Какое несчастье? Кто это?

– Понятия не имею.

Варя нырнула в ванную, сорвала с крючка банный халат и завернулась в него. Кожа горела, искусанные губы болели, голова была затуманена. В полутемном зеркале она себя не узнала – с огромными глазами и потерянной улыбкой…

– Варя! – резко окликнул ее Глеб. – Иди сюда.

Она вышла и обмерла. Глеб стоял, держа двумя руками поднятую раму, а в окно влезал кто-то тощий и белобрысый, кто-то ужасно знакомый…

– Филипп! – воскликнула она изумленно.

– Филипп?! – словно эхо, повторил Глеб. Он был не просто раздосадован, он был в бешенстве.

Если бы взглядом можно было убить, знаменитость уже валялась бы на полу – обескровленная и бездыханная.

– Закройте окно, – велел между тем незваный гость. – Меня могут увидеть! Вы же не хотите подмочить свою репутацию? Впрочем, что это я? Наоборот, вашей репутации мой ночной визит пойдет только на пользу. – Он с деланым сожалением посмотрел на горку одежды, валявшейся на полу, и покачал головой. – Кажется, я выбрал не самый удачный момент, чтобы нанести дружественный визит.