Едва приехав в Англию — а дело было отнюдь не в Брайтоне, где до октября температура воды двадцать градусов по Цельсию, а на восточном побережье, в Уоше, — она провела рекогносцировку и вечером отправилась к морю, причем английские коллеги никак не могли взять в толк, зачем ей на берегу Северного моря может понадобиться купальное полотенце. Ирина показала им — зачем. И едва не утонула, потому что не учла одного известного каждому местному жителю с рождения обстоятельства. Перед началом прилива, особенно на пологих отмелях, в море далеко уплывать не стоит. Ирина, привыкшая к Волге и к «карманным» черноморским приливам и отливам, об этом, естественно, и знать не знала. Вода была — градусов восемнадцать. И чего, интересно, эти англичане жалуются на недостаток пляжей, подумала Ирина, положила на всякий случай вещи на высокий камень подальше от воды и поплыла себе, держа курс на туманный британский горизонт. А обернувшись минут через пятнадцать, с удивлением обнаружила, что берег едва просматривается где-то в противоположной стороне горизонта. Она повернула, перешла с брасса на кроль и минут двадцать месила воду, пока ей не показалось, что она давно уже должна была упереться лбом в береговые скалы — как в бортик бассейна. Она подняла голову — до скал было еще порядком. И самое неприятное: она начала замерзать.

Дальнейшие обстоятельства своего первого знакомства с заливом Уош Ирина помнила смутно. Она старалась экономить силы, вкладывая в каждый гребок как можно больше энергии на последнем, самом выгодном с точки зрения движения вперед этапе. Она отдыхала на спине, продолжая грести обеими руками, но имея зато возможность дышать столько, сколько захочется, и не останавливаться при этом, и не слишком терять в скорости. Она-таки добралась до прибрежной отмели, но тут выяснилось, что расслабляться рано. Потому что главное испытание — впереди. Волны, которые вдали от берега казались пусть по-океански крутоватыми, но не слишком большими, здесь, на песчано-галечном пляже, выросли до гигантских размеров. И каждая, протащив сначала Ирину метров на тридцать, на сорок вперед, норовила потом подмять ее под себя, закружить, ударить для верности со всего маху о дно и уволочь обратно, на те же самые тридцать, сорок, а то и на все пятьдесят метров. И не выработай Ирина после первого десятка безуспешных попыток встать на ноги собственной тактики борьбы с приливом — сколько бы, интересно, она так продержалась? Экономь силы, пока тебя несет к берегу. Не жадничай — как только волна начнет свой окончательный рывок — отставай от нее и жди следующую. А потом, если повезет, пытайся прорваться. И тут уже сил жалеть не приходится.

Только выбравшись, наконец, к утесам, измотанная, исцарапанная в кровь об острые камни — когда ее, уже бегущую по песку, несколько раз сбивала с ног и уволакивала обратно, в самый кипеж, очередная волна, — Ирина поняла, что домой придется возвращаться в чем есть. Потому что камня, на котором остались вещи, давно уже не было видно. А потом, еще минут пять спустя, когда ей удалось-таки — чудом — отследить в прибое и выручить куртку и совершенно теперь бесполезное полотенце, она поняла, что выберись она на берег на сто метров южнее, и на этом ее визит в Соединенное Королевство Великобритании и Северной Ирландии можно было бы считать оконченным. Потому что в ста метрах южнее прилив кипел между торчащими из песчано-водно-пенной суспензии огромными черными камнями, и сверху это было похоже на истекающую слюной пасть огромного бешеного пса. По пути туда она прошла мимо этих камней, не придав им никакого значения. Тем более что от них до кромки воды было не меньше километра. Сейчас же… Удариться разок о такой вот камушек. Закрутиться. Хлебнуть тамошнего месива. И все, привет. Как говаривала ей когда-то мама, отпуская одну купаться — утонешь, домой лучше не возвращайся.