Ф. Бродель>{72}
Характеризуя демографическую ситуацию в России накануне Первой мировой войны, Дж. М. Кейнс в 1919 г. отмечал: «Население европейской России увеличилось еще в большей степени, чем население Германии. В 1890 году оно было меньше 100 миллионов, а накануне войны оно дошло почти до 150 миллионов; в годы, непосредственно предшествующие 1914 году, ежегодный прирост достигал чудовищной цифры в 2 миллиона… Великие исторические события часто бывают следствием вековых перемен в численности населения, а также прочих фундаментальных экономических причин; благодаря своему постепенному характеру эти причины ускользают от внимания современных наблюдателей… Таким образом, необычайные происшествия последних двух лет в России, колоссальное потрясение общества, которое опрокинуло все, что казалось наиболее прочным… являются, быть может, гораздо более следствием роста населения, нежели деятельности Ленина или заблуждений Николая…»>{73}
Прирост населения России был сопоставим с показателями Германии, Англии и Франции вместе взятых:
Впервые избыток населения в России грозно проявил себя во время голода 1891 г. С этого времени общины ввели самый уравнительный принцип землепользования — по едокам, т.е. приоритетом ставилась обеспечение физического выживания людей[9]. Причина этого голода была предсказана еще Т. Мальтусом, который отмечал, что численность населения в аграрном обществе растет быстрее, чем производство продовольствия. Развязка наступает тогда, когда оказываются исчерпанными все доступные источники сельскохозяйственных земель.
Первые признаки нехватки земли стали проявляться в России еще в середине 1870-х гг. «В настоящее время, — писал в те годы А. Энгельгард, — вопрос о крестьянской земле, о крестьянских наделах сделался вопросом дня»>{75}. «Мужики ждут только милости насчет земли. И платить готов, и начальство, и самоуправство терпеть и ублажать готовы, только бы землицы прибавили… насчет земли толков, слухов, разговоров не оберешься. Все ждут милости, все уверены — весь мужик уверен, что милость насчет земли будет. Любой мальчишка стройно, систематично, «опрятно» и порядочно изложит вам всю суть понятий мужика насчет земли, так как эти понятия он всосал с молоком матери»>{76}.
«Толковали не о том, что у одних отберут и отдадут другим, — дополнял А. Энгельгардт, — а о том, что равнять землю. И заметьте, что во всех этих толках дело шло только о земле и никогда не говорилось о равнении капиталов или другого какого имущества»>{77}. Равнять землю — «каждому отрежут столько, сколько, кто сможет обработать. Царь никого не выкинет, каждому даст соответствующую долю в общей земле…»>{78} При этом если земля должна принадлежать обществу, «то другие предметы, скот, лошади, деньги, принадлежат дворам, семьям…»>{79}
Слухи усилились с 1878 г. «После взятия Плевны о «милости» говорили открыто на сельских сходах… Все ожидали, что тогда в 1879 г. выйдет «новое положение» насчет земли… мысль о «милости» присуща каждому — и деревенскому ребенку, и мужику, и деревенскому начальнику, и солдату, и жандарму, и уряднику из простых, мещанину, купцу, попу… Толки об этом никогда не прекращаются… До войны слухов было меньше. Сильно толковать стали после взятия Плевны и как-то вдруг, сразу, повсеместно…»