Колонизация продолжалась в Центральной Европе несколько столетий. Начавшись в раннем Средневековье, она завершилась уже в Новом времени. То и дело случались столкновения между представителями двух миров – цивилизованного и варварского. О них рассказывают предания из горных регионов, где колонизация продвигалась медленнее, чем на равнинах. Горные леса еще долго служили надежным пристанищем «дикарям» и «язычникам». Особенно долго длилась колонизация в Финляндии, где представления «Калевалы»[53] о дикарях живы в народе и до сих пор.
Сельское население занимало новые земли, отодвигая от себя лес, – свой антипод, противомир. За состоянием пашен, конечно, следили по всем правилам, и поднимающуюся там поросль старательно убирали. Но людям постоянно требовалось больше леса, чем его подрастало на общинных землях. Поэтому сельскохозяйственные площади постепенно расширялись за счет лесных. Дрова в первую очередь рубили в самых ближайших лесах. Если эти участки не шли затем под пашни, то деревья продолжали расти. Через несколько лет, когда отросшие ветки достигали толщины в человеческую руку, их снова срубали, и оставшиеся пни за счет мощной корневой системы вновь давали обильную поросль. Такое пользование превращало лес в низкие многоствольные заросли – низкоствольный лес (Niederwald). Некоторые виды, такие как граб, лещина, береза, липа и даже тис переносили периодические рубки лучше других, так что там, где люди регулярно рубили дрова, эти виды преобладали. Другие реагировали хуже, например, буки, о чем уже говорилось выше. Пыльцевые диаграммы отчетливо показывают, что они не только перестали распространяться, но и количество их уменьшилось.
В раннем Средневековье еще не существовало окультуренных пастбищ для скота и вообще лугов. Скотину, как и прежде, выгоняли для выпаса в лес. Между участками леса, где пасли скот, то есть пастбищными лесами (Hutewald, Hudewald, Hutwald), и низкоствольными лесами не было четких границ, как не было и четких границ между сферами лесопользования. Во всех этих лесах, как и в прежние времена, собирали зимний веточный корм. Люди ходили далеко в лес, если им что-то требовалось, загоняли скот так далеко, как считали нужным, но наиболее интенсивно всегда использовали ближайшие окрестности селения – это просто экономило силы.
Поскольку пасущиеся животные скусывали листья, побеги и плоды одних видов растений, пренебрегая другими, то постепенно распространились виды, которые животные не любили. В пастбищных лесах преобладали можжевельник, колючник, падуб, сосна, вереск и дрок. Если интенсивный выпас продолжался долгое время, то лес уже и лесом быть переставал, превращаясь в открытый выгон, пустырь или пустошь (Heide).
Оставшиеся деревья росли трудно. Животные объедали побеги, которые снова отрастали, и животные их снова и снова объедали. Со временем на пастбищах формировались усеянные шрамами от скусов, обильно ветвящиеся деревья с активно растущими во все стороны молодыми побегами. Часть таких деревьев постепенно отмирала, не выдерживая подобной нагрузки. А если растение было достаточно сильным, чтобы в течение долгого срока противостоять копытным, то через определенный период оно выгоняло вверх основной побег, который поднимался настолько высоко, что корова или овца уже не дотягивались до его верхушки. Листья с боковых побегов животные по-прежнему объедали. Основной побег формировал ствол, форма роста которого отражала судьбу пастбищного дерева – коренастый, неровный, покрытый шрамами. Если дереву удавалось сформировать полноценную крону, то коровы и овцы отъедали нижние ветви. Со стороны кажется, что крона такого дерева подстрижена снизу с помощью садовых ножниц и линейки. Все листья и побеги, до которых могло дотянуться животное, постоянно скусывались, и получалась так называемая «кромка скусывания».