В конкретных же случаях такого рода обычно все заканчивалось тем, что Сидор Артемьевич возвращал поданное ему на подпись дело и предлагал «крепко подумать». В конечном счете вопрос решался правильно.

Пришел однажды на прием к Ковпаку известный партизан, пришел как к своему бывшему командиру. Не панибратствует, но и чужаком себя здесь не чувствует. Знает, что Дед не терпит развязности, но и тех не одобряет, кто его обижает, полагая, что в мирной жизни Ковпак уже не тот, что прежде. Здоровается. Генерал отвечает приветливо, называет гостя по имени-отчеству. Тот и рад, и смущен. Рад, что не забыл его командир, смущен же от мысли, что не с добром явился он сюда и через минуту опечалит старика. А тот уже уловил тревогу в глазах бывшего бойца.

— Ты, Петро, если что не так, сразу и выкладывай. Не тяни, не люблю, сам знаешь. Что у тебя стряслось?

И вот стала разматываться давняя нить, так перепутавшаяся, что остался у человека единственный шанс ее распутать — идти к Ковпаку. Он непременно должен выручить, больше некому.

…Однажды после боя вконец измотанные люди остановились на привале. Уселись поближе к огоньку быстро и сноровисто разложенного костра. Кто мгновенно погрузился в тяжелый солдатский сон, кто первым делом почистил оружие и одежду, кто с голодухи аппетитно захрустел сухарем. Чуть в стороне от спящих — группа неистребимых весельчаков, для которых лучший отдых — вволю посмеяться. Среди этой хохочущей братии задержались и Ковпак с Рудневым, обходившие стоянку.

Неожиданно из темноты возникла женская фигура. К костру, тотчас приковав к себе всеобщее внимание, неслышно приблизилась статная молодица. Поднял голову и генерал:

— Кто такая?

Гостья поздоровалась и заговорила тихо, но непринужденно, словно продолжая давно начатую беседу. Обращаясь к сидевшему среди хлопцев Ковпаку, молодица подала ему свежевыпеченную буханку хлеба с положенным сверху щедрым ломтем сала. Одновременно протянула и сверток: пару белья и мягкие портянки…

— На здоровье вам, отец, есть и носить!

Словно подкинутый пружиной, генерал молодо, с необычным проворством вскочил с места и, уважительно поклонившись, принял подарки. Потом пожал женщине руку, растроганно улыбнулся:

— Спасибо душевное тебе, дочка! Спасибо от всех нас…

Молодица больше не проронила ни слова. Плотнее закуталась в платок, легко склонилась в ответном поклоне всему честному народу, сидевшему вокруг огня, и шагнула обратно в темноту, провожаемая восхищенными взглядами…

Хлопцы молчали. Им ничего не нужно было разъяснять. Война не смогла отнять у них драгоценное качество — глубоко чувствовать и понимать других людей. Наоборот, именно беспощадная неумолимость войны сделала советского человека еще более чутким и благородным. Только будучи таким, он мог победить фашизм — силу, противоположную ему во всем. Таковы хлопцы Ковпака, таков и он сам, их вожак.

Сидор Артемьевич тут же передал дар женщины Михаилу Ивановичу Павловскому, своему помощнику по хозяйственной части, как это и было принято в соединении.

— Понял, что к чему, Михаил?

— Как не понять, — откликнулся Павловский. — От сердца это… И притом такого, в котором любви к Родине не меньше, чем у всех нас, воюющих… — задумчиво добавил комиссар.