— «В те дни вышло от кесаря Августа повеление сделать перепись по всей земле» [61].

Блаженная дрожь охватывает меня всякий раз, когда я слышу это вступление. Не знаю ни единого поэтического произведения, которое было бы прекраснее и совершеннее, чем рождественское Евангелие.

— «В той стране были на поле пастухи, которые содержали ночную стражу у стада своего» [62].

Кайса, когда ты слышишь эти слова, не чувствуешь ли ты себя перенесенной в маленькую страну Иудейскую на несколько тысячелетий назад? Мне кажется, в них заключена вся мистика Востока!

Затем Майкен и я спели дуэтом «Сияние над морем и берегами» и «Мерцай, мерцай, звезда ясная…». Как обычно, Алида плакала так, что только брызги летели, это ее всегдашнее занятие.

— Если бы ангелы пели, и то не могло бы быть красивее, — вздыхала она.

Не думаешь ли ты, Кайса, что в ее суждении есть некоторое преувеличение?

Еще не успели высохнуть слезы Алиды, как в дверь постучали, и Моника в напряженном ожидании намочила брючки.

Вошел Сванте, удачно загримированный Рождественским Домовым.

— Есть тут послушные дети? — совершенно традиционно спросил он.

— Да, я, — дрожащим голоском ответила Моника. — А Йелкел иногда бывает узасно глупым, — добавила эта маленькая мартышка.

— Сомневаюсь, с такой-то младшей сестренкой, — сказал Домовой. — Вот тебе подарок!

Однако мы все, хорошие мы дети или плохие, получили рождественские подарки. Вот что получила я: серые лыжные брюки — специальную модель для слалома, красный шерстяной свитер, связанный Майкен, четыре книги, а именно: «Шведы и их вожди»[63], «Сага о Йёсте Берлинге»[64], «Дядюшка Длинные Ноги»[65] и антологию шведской художественной литературы. Еще я получила портмоне из мягкой коричневой кожи, домашней вязки варежки, гарнитур нижнего белья, бумагу для писем, ну и, в общем, все. Да, правда, я получила от Моники марципанового поросенка и хорошенький маленький флакончик духов от Йеркера. Мне кажется, содержимое флакончика может одурманить весь город, так жутко оно пахнет, и я сказала Йеркеру, что решусь подушиться из этого флакончика только тогда, когда нужно быть особо изысканной. Но он настойчиво желал, чтобы я немедленно капнула немного на себя, поскольку ведь Сочельник. И у меня не хватило духу отказать мальчику.

— Прекрасно, — изрек Сванте, — потому что если в рождественские дни тебя угораздит заблудиться и на тебя объявят розыск, мы тотчас же найдем тебя по этому запаху.

Потом мы танцевали вокруг елки, чтобы Моника стала точь-в-точь такой блаженно счастливой, как и должно быть в ее возрасте в Сочельник. И она сделала несколько слабых попыток впихнуть в нас немного орехов и миндаля, но как будто ничего не получилось. Мама сказала, что Моника может не ложиться спать, пока не захочет. В половине девятого она уселась в уголок и стала играть со своей новой куклой. Она была похожа на маленького сонного херувима. И мы услышали, как она тихонько говорит самой себе:

— Я бы хотела лець спать, но мне не лазлешат.

Однако ей разрешили. И вообще мы все рано легли спать с мыслью о рождественской заутрене.