Так вот, его лица не помню, а странницу будто вчера видела. С точностью могу описать внешность. От нее пахло не только водкой, но еще какой-то гадостью, вроде протухшей вяленой рыбы. Она всегда сидела в черном платье, черном платке. Все думали, что она старая. И только в тот момент, когда она меня к себе притянула, схватив за руку, я заметила, что странница – молодая. Ну не старше моей мамы. Не старуха, какой ее все считали. И колготки. Меня потрясли именно колготки. Ее платье задралось, и я увидела, что на ней не старые рваные чулки, а новехонькие колготки с лайкрой. На солнце эти колготки сверкали так, что не заметить невозможно. Моя мама такие хранила для особых выходов. Надевала раз в год, чтобы не дай бог не зацепить и не получить стрелку. И волосы. У странницы не было ни одного седого волоска. Черные, как смоль, волосы.

– Вы испугались того, что внешность не соответствовала образу? – спросила Анна.

– Наверное, да. Но я только потом об этом стала задумываться. А тогда странница стала рассказывать, как я попаду в ад и меня будут варить заживо в кипящих котлах, но я не умру, а буду нестерпимо страдать. Как мне придется ходить по горящим углям и стопы окажутся сожжены до костей. И я стану лысой, потому что волосы сгорят быстрее всего.

Я пыталась вырвать руку, но странница продолжала меня удерживать, рассказывая, как грешники мучаются в аду. Наконец мне удалось сбежать. Больше я той дорогой не ходила, шла в обход. А спустя несколько дней побирушка-странница напугала маленькую дочь нашей соседки. Тоже схватила девчушку за руку и какие-то ужасы стала рассказывать. Девочке всего пять лет было, она по ночам после этого кричать начала. Но все молчали, никто не жаловался. Думали, раз странница, травница, то ей простительно, что ли. Странница же пошла вразнос. Перестала ставить свечки, молитв не читала и в дорогу тоже не собиралась. Зато испугала бабу Тоню, верную прихожанку, рассказав о пришедших видениях, в которых все умрут: дети, внуки, правнуки – в общем, вся ее семья. Только бабу Тоню бог не заберет, чтобы мучилась, и ей придется хоронить собственных внуков. Баба Тоня слегла сначала с давлением, а потом пришлось ее в больницу отвезти – бедная бабуля три недели в кардиологии пролежала. Сын и внук бабы Тони хотели пойти и помочь страннице собрать манатки, да и проводить с почестями куда подальше, но бабушка запретила. Сказала, что сама виновата, раз уши развесила, и надо было к батюшке идти, а не проходимку стоять и слушать.

Родственники бабы Тони пошли к батюшке, но тот развел руками – прогнать странницу он не мог. Не в его власти и силах. Но попытался с ней поговорить.

Когда странница испугала беременную дочь главы райсовета и у той случился выкидыш, общественность наконец взбунтовалась. Припомнили и случай с дочкой соседки, и мой, и, естественно, бабу Тоню. Родственники пострадавшей, имевшие связи, влияние и рычаги управления, соединили церковь с государством и отправили к страннице и милицию, и батюшку. Да еще и народные массы сами подключились. Странница, как выяснилось, не очень разбиралась в местной политике и не понимала, кого можно хватать за руку, а кого нет.