– Мусора… – Чугун поглядел на восток. – Может, это опять… Социальные работники?

– Ты это в Мордовии рассказывать будешь! Овчаркам! – Дядя громко постучал себя по голове. – Это за нами!

– Почему за нами… – Чугун свешивался с крыши. – Может, просто…

– Ты что? Совсем дурак?! – рявкнул Гиляй.

И нырнул в дом.

Чугун стал спускаться с крыши.

Аксён наблюдал.

Почти сразу на крыльце нарисовался дядя. Он успел переодеться и выглядел неожиданно заурядно – ни дурацкой шапочки, ни головы кролика, джинсы, кожаная куртка, кепка. Олимпийская сумка через плечо. Увидел болтавшегося на краю Чугуна, сдернул его за ноги. Чугун шмякнулся на ступени.

– Значит, так. – Дядя быстро озирался. – Значит, так, хорек. Ты ничего не знаешь. Меня не видел. Барахло… Барахло скинул?

– Нет еще… Человек должен послезавтра приехать, сейчас мобильники плохо берут…

– Ну и дурак, – ухмыльнулся дядя. – Это теперь твои проблемы. Про меня сам понимаешь – за соучастие дают гораздо больше.

– Понимаю…

– Ты… – Дядя Гиляй повернулся к Аксёну: – Ты тоже. Меня здесь не было. И матери это передайте. Все, будьте здоровы, как-нибудь встретимся.

И дядя Гиляй быстрым шагом направился к станции. Чугун с потерянным видом стоял на крыльце.

– Что ты там говорил? – спросил Аксён.

Чугун отмахнулся.

– Ты, кажется, говорил, что мы с Тюлькой дерьмо?

Аксён улыбался.

– Что ты один у нас тут такой умный, да? Что мы никому не нужны…

– Ты? – Чугун сощурился, глаз совсем не видно.

– Ты самый догадливый кретин во всей Костромской области! Тебе пора на чемпионат записываться! Жаль, что Тюльки сейчас нет, он бы оценил твою глупую рожу!

– Ты?! – уже заревел Чугун.

Прыгнул, схватил Аксёна за шею, повалил на землю. Аксён мог увернуться, но не увернулся. Они покатились по грязи, и Чугун оказался сверху, ударил в лоб, затем навалился, вдавливая локоть в горло Аксёна. Чугун жал, и дышать стало трудно, в шею начало втыкаться что-то острое, то ли гвоздь, то ли щепка, неглубоко, но больно и неприятно.

Чугун старался, лицо сползло в сторону, рот оскалился, выставились коричневые зубы, глаза слиплись, слюна по подбородку. Чугун мычал. Но давил уже не сильно, выдохся уже, и Аксён не спешил вырываться, ему вообще больше не было куда спешить.

– Чего же ты не смеешься? – прохрипел он. – Что не смеешься, Чугун? Грыжа мешает? А мне вот смешно… Очень…

– Сдал… – скрежетнул зубами Чугун. – Сдал ведь…

Аксён плюнул.

Попал.

Чугун ударил. Правым локтем. Слишком близко, Аксён успел закрыться, но удар проскочил, зубы сошлись, Аксён почувствовал, что откусил щеку, рот наполнился кровью. Аксён набрал воздуха, вывернулся влево, стряхнул Чугуна, вскочил. Скула мгновенно распухла, голова кружилась, мозг отлип от черепа и болтался теперь сам, посередине, кажется, сотрясение.

Чугун отступил. Вытерся ладонью. Лицо испуганное и растерянное, видно, что о чем-то думает, старается думать, спешит.

Очень спешит.

– Всё, Иннокентий. – Аксён выплюнул соленую жижу. – Капец тебе, брателло, смешно, да?!

Аксён опять засмеялся. Ему на самом деле было смешно.

Чугун ударил еще, справа, в синяк, Аксён наклонился, пропуская кулак, Чугун прыгнул вперед. Аксён понял, что тот собирается сделать, и стал падать вперед, но Чугун успел. Левым локтем в затылок. Получилось по касательной, иначе Аксён бы уже не поднялся. Он и так поднялся не сразу. Двор покачивался, земля шевелилась.