Рая держала Михаила под руку: „Союз алгебры и гармонии“, – говорила она.
Хватились Делярова – нет. Надо искать – никому неохота. Писать акт – никто не требует. Так и плюнули.
И вдруг.
И вдруг в том месте, где плюнули, зашевелилась земля, раздвинулись покровы, зашипело. И едва успели отбежать, как вначале со звуком отхаркивания, потом с шипением и свистом вырвался из земли и начал расти бесцветный фонтан. Вершиной он успел захватить закатные лучи, и окрашенная ими влага падала обратно. Запах спирта обхватил всех. Сверху лилось, лужи росли под ногами.
Фонтан разрастался. И все видели, что это чудо природы, этот грибкообразный ужас есть спирт.
– Лакай! – закричал Вася, кидаясь на четвереньки.
– Поджигай! – заорал Кирпиков. – Марш отсюда! – Он выхватил факел. – Поджигаю!
Никто не отошел. Вася уже по-собачьи лакал. К нему, на четвереньки тоже, кидались другие. Заплакал чей-то ребенок.
– Ну, тогда прости, Господи, – сказал Кирпиков. – Этого мы и заслужили.
Размахнулся и бросил факел в фонтан. Но спирт, и по всему было видно, что это чистый спирт, не вспыхнул. Факел погас.
Волшебная вода, видимо, еще действовала, Васю вырвало. Также других.
– Сашка! – кричал Афоня. – Хоть ты попей. Глотни, Сашка!
– Не хочет он! – отчаянно кричал мокрый Вася. – Мы не можем, а он не хочет. Пропадает добро. Бочки, где бочки?
– Посмейте только! – кричала дочь Афони. – Я снова сахара положу.
– Выпью, – громко сказал Кирпиков, и шипение и свист фонтана притихли. В руках Кирпикова оказался граненый семикопеечный стакан и сразу стал полным от брызг.
– Саня, – говорила Варвара, – Саня, не надо, не пей. Не пей, Саня. – Но муж отстранил ее, и она взмолилась небесам, закрытым от нее и от всех багровой шапкой спирта: – Господи, за что нам такое? Выпросил дьявол у тебя, Господи, светлую Русь и мучает ее…
– Но любо же, братия, и пострадать за нее, – закричал Кирпиков и обратился к стоящим на четвереньках, а их уже накопилось порядочно: – Встаньте! Глядите, ведь вы у пропасти. За трезвость вашу пью, за спасение!
И он поднес к губам стакан и только хотел пить, как в стакане ничего не стало. И все осветилось.
Оказалось, что это солнце, и хотя была ночь, оно вышло в зенит и грело так, что фонтан стал испаряться.
– Не щиплись, – говорила Рая, – и я сама вижу: не сплю.
– А лучше бы нам переспать это дело, – ответил Зотов, – тут недолго и до последнего дня Помпеи.
Тяжелая, неохватная взглядом туча закрыла окрестности, закрыла солнце. Медленно разворачиваясь, шевелясь в оплетке молний, она уходила на восток со средней скоростью среднестатического человека.
Прошла ночь.
Утром по радио диктор говорил о погоде и в конце сказал: „Влажность воздуха – девяносто шесть градусов“. Еще по радио сказали о невиданном в веках случае резкого испарения воды озера Байкал. „Последняя самая светлая, самая чистая на планете вода поднимается в воздух, образует гигантскую грозовую тучу и движется на запад“.
„Громам греметь оттудова, кровавым лить дождям…“
Когда через три дня прибыла комиссия за контрольными анализами воды, то узрела на месте зюкинского дома обширный провал, куда рухнул и дом Васи, и собачьи конуры, и запломбированный источник. Над провалом лениво извивался дымок.